Незримые фурии сердца

– Повеселились? – взъярилась буфетчица. – У него лицо в кровь разбито, не видите? И где – в цитадели парламентской демократии! У вас ни капли стыда, что ли?

– Успокойтесь, дорогуша, – сказал Хоги.

– Я успокоюсь, когда вы со своей бандой уберетесь отсюда, ясно? Уходите, иначе я ей-богу вызову полицию.

Улыбка на лице министра угасла. Казалось, Хоги набросится на нее с кулаками, но он лишь прикрыл глаза, справляясь с собой. Через секунду министр был абсолютно спокоен.

– Пошли, ребята, – сказал он сборищу, готовому выполнить любой его приказ. – Оставим молодца на попечение буфетной стервы. – Министр шагнул к миссис Гоггин, взял ее за подбородок и процедил, брызгая слюной: – В следующий раз, милочка, выбирай выражения. Я человек терпеливый, но хамства потаскухе спускать не намерен. Я знаю, кто ты такая и что из себя представляешь.

– Ничего вы обо мне не знаете. – Буфетчица дернула головой, высвобождаясь из его хватки. Она храбрилась, но в голосе ее слышалась тревога.

– Я знаю всё обо всех, – усмехнулся министр. – Работа у меня такая. Будьте здоровы, приятного дня.

Я сидел на полу, привалившись к стене. Во рту было солоно. Я потрогал верхнюю губу – на пальцах осталась кровь.

– Пойдем со мной. – Миссис Гоггин помогла мне подняться. – Надо привести тебя в порядок. Ничего, до свадьбы заживет. Как тебя зовут-то?

– Сирил.

– Все будет хорошо, Сирил. В нашей подсобке никто тебя не увидит. И потом, все пошли слушать выступление этого министра.

Я кивнул и последовал за ней, вспоминая, как семь лет назад мы с моим другом вошли в этот самый буфет и Джулиан, выдав себя за депутата от неведомых округов, заказал нам пиво. А эта самая женщина взгрела нас, да еще всыпала отцу Сквайрсу за то, что оставил детей без присмотра. Нынче она снова показала свое бесстрашие перед начальниками.

Я подсел к столу возле окна. Миссис Гоггин принесла мне стаканчик бренди и влажным полотенцем отерла кровь с моего лица.

– Ничего, – приговаривала она, улыбаясь, – пустячная царапина.

– Раньше никто меня не бил, – сказал я.

– Давай-ка выпей, это поможет. – Буфетчица вгляделась в мое лицо и чуть нахмурилась, словно узнав в нем какие-то черты, но потом тряхнула головой и бросила полотенце в миску с водой. – Что там у вас произошло?

– Всё из-за министра образования. Похоже, у пресс-секретаря день не задался и он искал, на ком бы отыграться. Решил, что я из этих.

– Из каких?

– Из голубых.

– А ты из них? – спросила миссис Гоггин беспечно, словно интересуясь, какая нынче погода.

– Да. – Я впервые признался в этом незнакомому человеку, ответ слетел с моих губ, прежде чем я успел прикусить язык.

– Что ж, бывает.

– Я еще никому об этом не говорил.

– Да? А мне зачем сказал?

– Сам не знаю. Вдруг показалось, что вам сказать можно, что вас это не оттолкнет.

– Оттолкнет? С какой стати? Мне-то что?

– Почему нас так ненавидят? – после долгой паузы спросил я. – Кому какое дело, если кто-то голубой?

Миссис Гоггин пожала плечами:

– Помню, один мой приятель как-то сказал: мы ненавидим то, что боимся найти в себе.

Я промолчал и отхлебнул бренди, раздумывая, стоит ли возвращаться на работу. Наверняка мисс Джойс вскоре узнает о происшествии, и хоть теоретически государственного служащего уволить нельзя, для этого есть всякие обходные пути, а положение мое еще хлипче, чем у мистера Денби-Денби или нашего министра. И тут вдруг я увидел, что миссис Гоггин платком утирает слезы.

– Не обращай внимания. – Она попыталась улыбнуться. – Понимаешь, такая жестокость очень тревожит. Я с ней уже сталкивалась и знаю, к чему это приводит.

– Вы никому не скажете, правда?

– О чем?

– В чем я признался. Что я ненормальный.

– О господи! – Миссис Гоггин рассмеялась и встала. – Не валяй дурака. В нашей сволочной стране вообще нет нормальных людей.

Маффеты

Я не известил Мэри-Маргарет (она же не такая) о потере работы, но, сильно стесненный в средствах, уже тревожился, чем первого числа платить за квартиру. Дабы избежать ненужных расспросов Альберта и обоих Хоганов – почему это днем я торчу дома, – каждое утро я в обычное время покидал свое жилище и до открытия кинотеатров бесцельно слонялся по городу. Затем покупал грошовый билет на первый сеанс, после которого прятался в туалете, а когда в зале гасили свет, вновь пробирался на свободное место – и так весь день.

– Что-то с тобой неладно, Сирил, – сказала Мэри-Маргарет, когда в день ее рождения я на свои скудные капиталы повел ее на праздничный ужин. Я выбрал новый итальянский ресторан на Меррион-сквер, получивший отличные отзывы, однако подруга моя, изучив меню, заявила, что не станет унижать свой желудок заморской едой, но возьмет свиную отбивную с картофелем, а запьет все стаканом водопроводной воды. – У тебя недомогание?

– Нет, домогаюсь себя регулярно.

– В каком смысле?

– Да это я так. Все хорошо. Беспокоиться не о чем.

– Как же не беспокоиться, за кого ты меня принимаешь? – удивилась Мэри-Маргарет, проявив редкое для нее участие. – Ты мне очень нравишься, Сирил. Пора бы уж это понять.

– Я понимаю. Ты мне тоже очень нравишься.

– Нет, ты должен сказать, что любишь меня.