Незримые поединки

Мы обменялись взглядами, и Николай Иванович скрылся за дверью кабинета.

Не помню, как я оказалась рядом с тощим генералом. Бросилась в глаза рука — это был протез: кисть в черной кожаной перчатке.

Генерал забрасывал меня вопросами. Стараясь отвечать впопад, мыслями я была в кабинете рядом с Николаем Ивановичем. По документам, легенде Кузнецов — уроженец Восточной Пруссии, земляк Коха. Малейшая неосторожность грозит провалом.

Я хорошо понимала: выстрелить нет возможности — собака, охрана, их настороженные взгляды. Немаловажную роль играл и строго соблюдавшийся этикет, субординация в фашистской армии. А для рядового армейского офицера, даже если он и с Железным крестом, нашивками о ранении, Кох — фигура важная, отступления от правил поведения быть не может.

Стало предельно ясно: даже при попытке опустить руку в карман на Кузнецова бросятся овчарка и охрана.

Минуты превращались в вечность. Подготовив себя к неизбежному, упорно ждала выстрела. Представила себе: как только прозвучит выстрел, любезно беседующие офицеры схватят меня, скрутят руки, а дальше… Дальше гестапо, пытки.

Когда в приемной появился Кузнецов с моим заявлением в руках, почувствовала: силы покидают меня, вдруг все закружилось перед глазами, поплыло…

Офицеры вскочили, подошли к нам.

— Покажите, что написал вам рейхскомиссар.

Как в тумане я услышала слова:

— Оформить документы, предоставить работу в рейхскомиссариате.

А Кузнецов, обращаясь к Бабаху, сказал:

— Моей невесте плохо от счастья, дайте стакан воды!

Как всегда, Николай Иванович быстро нашел выход.

Посыпались поздравления. Раздались голоса:

— Гауляйтер не мог отказать земляку, тем более фронтовику! Вам повезло!

На улице, придя в себя, понимая, что решение было принято верное, сама все видела, я все же спросила:

— Почему не стрелял? Второй раз у нас такой возможности не будет, никогда!

— Валя, ты только подумай, как хорошо мы поговорили, это очень важно! — произнес Николай Иванович. — Кох только что вернулся из Берлина, — продолжал он, — посоветовал мне как земляку: вместо того чтобы ухаживать за девушкой сомнительного происхождения, возвращаться на свой участок, в свою часть под Курск. У вас там будет возможность отличиться перед фюрером, именно там готовится сюрприз большевикам! А сказав это, он вдруг строго посмотрел и произнес: но об этом болтать не следует, вы понимаете? Валя, пойми, это очень важно, фашисты там что-то замышляют, надо немедленно сообщить нашим. Если бы я и смог выхватить пистолет, не успел бы выстрелить, собака повисла бы на руке.

Слушая Николая Ивановича, я мысленно возвращалась в кабинет, соглашалась с ним. Но, честно говоря, в ту минуту я до конца не могла осознать, сколь важны были полученные сведения.

Кох, гордость фашистов, любимчик фюрера, беседуя с нами, ни на секунду не заподозрил, что перед ним не его земляк и девушка немецкой крови, а партизанские разведчики.

На основании резолюции Коха я получила подлинные документы, работу в рейхскомиссариате, о чем мы даже не могли и мечтать. Появился новый круг знакомых. Работа продолжалась…

Хочу сказать, что с первых дней пребывания в Ровно я была окружена вниманием и заботой товарищей. Через связных я получала моральную поддержку, советы. Всегда чувствовала заботу командира отряда. Это придавало силы, уверенности в себе.

…Однажды получилось так, что все ушли в отряд. В городе оставались Михаил Шевчук и я. К этому времени мы уже были хозяевами нашей партизанской конспиративной квартиры (сейчас там мемориальный музей Н. И. Кузнецова). Вместе со мной поселилась и моя мама. В целях конспирации посещать ее в любое время имел право лишь Николай Иванович, остальные разведчики — в случае крайней необходимости.

Придя с работы, я «дома» застала Михаила Шевчука — дядю Мишу, как его в то время звала. Ничего особенного у него не произошло, а это было уже нарушением правил.

Дядя Миша стал рассказывать мне о подготовленной им на завтра операции — взрыве немецкого казино. Лично я в этой операции участия не принимала, знать мне о ней было не положено.

Незаметно наступил комендантский час. Отпускать Шевчука было опасно. Дядя Миша остался ночевать.

Рано утром меня разбудила мама, указала на окно. Внутри все похолодело: по улицам стояли патрули. Решаем: что делать? Куда спрятать дяди Мишин портфель? В нем всегда лежали пистолет, обоймы и граната. А если будет обыск?

Из минутного оцепенения нас вывел спокойный голос дяди Миши: «Один пистолет у меня в кармане. Портфель с открытым замком будет висеть в комнате на вешалке. В случае чего, пока я буду стрелять, бросай гранату. Не волнуйся, живыми мы им не дадимся».

Обидно было погибать так нелепо. Работа в городе только наладилась, все шло хорошо… Принимаем еще одно решение. Согласовываю с дядей Мишей его легенду. Он друг отца, работник луцкой газеты, приехал в командировку, остановился у нас. Маму попросила накрыть на стол, поставить чашки и съестное. Взяв свои документы, вышла на крыльцо.

Жандарм, стоявший напротив, через улицу, закричал по-немецки:

— Девушка, закройте дверь, выходить запрещается! Только после проверки.