Незримые тени

Какое-то время он тупо смотрел на ее чуть розовые щечки, а затем изумленно моргнул, заметив, как на нежной тонкой шейке бьется ровный пульс. Вытаращив глаза, он коснулся ее еще и еще, пока не осознал, что девочка жива.

Да, она была без сознания, но она дышала. Она была жива! Петер рассмеялся, потом захохотал, крича, но теперь от радости.

«Господи! Господи!» – благоговейный восторг накрыл его. Невероятно! Упасть с такой высоты на камни и остаться живой и невредимой, без единой царапины! Не веря своему счастью, повторяя то имя дочки, то восхваляя Бога, смотритель все же осторожно осмотрел ребенка, целы ли кости. Но нет, София просто спала или была в обмороке. Петер подхватил ее на руки, увязая в песке, осыпая отческими поцелуями ее личико, на дрожащих ногах побежал к маяку.

Агата сидела у камина, помешивая сахар в чае, то и дело задевая края фарфоровой чашки. Иногда она бросала быстрый взгляд на часы, недоумевая, куда мог запропаститься ее милый племянник. Было пятнадцать минут пятого, а он никогда не опаздывал к вечернему чаепитию, как и за все годы ни разу не опоздал ни к обеду, ни к ужину. Любимый им яблочный пирог, который пекли специально для Деметрия, остывал на блюде.

Служанка, за которой послала Агата, ответила, что видела мальчика в последний раз в полдень у ворот. Кажется, он отправлялся на прогулку.

«Что же могло так задержать моего крошку?» – взволнованно думала женщина. «Разве что…».

Она судорожно вздохнула и пальцы ее затряслись. С ее мальчиком могло случиться что-то нехорошее. Она вскочила, расплескав чай. Ждать было выше ее сил. Слугам было велено искать Деметрия до тех пор, пока он не будет найден. Но им не пришлось идти слишком далеко.

Бледный, как сама смерть, ребенок появился в проеме входной двери, обвел присутствующих пустым взглядом, и рухнул, как подкошенный к ногам обомлевшей тетки. Он ничего уже не видел и не слышал, а в этой навалившейся в него темноте было столько покоя, что он позволил поглотить ей себя без остатка.

Следующие три дня мальчика сотрясала жестокая лихорадка. Его тело становилось то холодным, как лед, то горячим, как раскаленный металл. Тетка его не отходила от постели больного и непрестанно молилась, не находя себе места от тревоги. Она всей душой привязалась к своему племяннику, полюбив его, как родного сына. Иногда, между мольбами к небесам, она посылала проклятия своему жестокому и глупому братцу, не пожелавшего навестить больного мальчика.

Впрочем, как ей сообщили, маленькая сестренка Деметрия сильно простудилась, когда заигралась на берегу океана на холодных камнях. Зная, как Петер обожает дочь, было неудивительно, что он предпочел оставаться рядом с ней.

Что касается мальчика, то врачи терялись в догадках о причине его болезни. Заболевание протекало бесконтрольно, сбивать жар или поднимать температуру тела не удавалось. Организм Деметрия самостоятельно то охлаждался, то разогревался. Попытки завернуть его в несколько одеял или растереть не приносили желаемых результатов. Его тело коченело и становилось буквально ледяным. Если бы не прерывистое дыхание, можно было бы подумать, что мальчик расстался с жизнью. Затем, спустя какое-то время температура стремительно взлетала так, что поднося к нему ладони можно было обжечься.

По всем признакам, он должен был уже умереть множество раз, к ужасу тетки, но пораженные врачи раз за разом констатировали необъяснимую жизнестойкость и силу ребенка. Деметрий не приходил в сознание, но иногда он выкрикивал бессвязные слова. Правда, порой удавалось расслышать, как он произносит имя сестры.

«Бедный мой мальчик!» – тетка так и заходилась в рыданиях, гладя его по мокрым спутанным волосам. «Какой же твой отец бессердечный. Так обижать свою кровинушку!».

Причитания эти, впрочем, длились не долго. Добрая женщина понимала, что будь Петер поласковее с сыном, то она, Агата, была бы обречена встречать старость в одиночестве, в окружении своих слуг, среди дубовой мебели, уже тронутой жучком, и тяжелых пыльных портьер. Да, она любила свой дом, свой драгоценный фарфоровый сервиз на двадцать пять персон, свои тяжелые серебряные четки и висевшие вдоль стен картины недурных художников. И все же, она, не задумываясь, отдала бы весь дом с его богатым наследством в обмен на жизнь и здоровье дорогого Деметрия.

На исходе третьего дня, ближе к полуночи, дыхание мальчика стало ровным, температура тела приблизилась к обычной, а сам он, наконец, открыл глаза. Тетка стала звать врача и схватила маленькую теплую ладонь в свою руку, взволнованно спрашивая, как он себя чувствует. Деметрий неторопливо обвел взглядом спальню, помолчал еще с минуту, затем попросил воды.

Тетка немедля исполнила его просьбу. Он жадно осушил один стакан, затем второй, третий, и, наконец, напившись, довольно вздохнул. Изумленная тетка терпеливо ждала, пока он напьется, погладила его по ручонке и принялась расспрашивать, что же с ним стряслось в тот злополучный день.