Незримые тени

– Вот и не верь в чудеса после этого, – говорил он и качал головой. – Увидеть бы этого ангела.

– Знаешь, папочка, – девочка посмотрела на кончики своих нарядных туфелек, – а ведь ко мне приходит такой добрый ангел, весь в белом. Настоящий!

– Правда? Расскажи-ка мне. Какое у него лицо? – сказал отец, убежденный, что дочке снился сон.

София задумалась.

– Лица я не видела, оно было в тени. Но голос его был такой добрый, что я сразу поняла – это мой дорогой друг.

– Вот оно что, – произнес Петер. – Что же он говорил?

– Что любит меня и никогда не оставит. А когда он обнимал меня, мне было так спокойно, так легко. Будто вся Божья благодать спустилась на меня. Чудесно, да?

– Гм, и правда, чудесно, – пробормотал смотритель, озадаченный этим заявлением.

– И, знаешь, что, папочка, самое удивительное?

Петер вопросительно посмотрел на Софию, подняв брови.

– Что же, моя хорошая?

– От этого ангела пахло луговыми травами и цветами, а еще чем-то очень знакомым и таким родным, что я сразу полюбила его. Такое чувство, будто я знала его всю жизнь.

Почему-то от этих слов смотрителю стало немного тревожно на душе. Он отложил игрушку, притянул девочку к себе и усадил на колени.

– И давно он к тебе приходит?

София чуть нахмурилась и принялась загибать пальчики, отсчитывая дни.

– Три…Восемь…Двенадцать… Кажется, не меньше четырех недель. А может и лет. Не могу сказать.

Девочка пожала плечами.

– Гм. А что же ты раньше не говорила?

– Это был наш маленький секрет. Ты ведь не сердишься?

– Нет, но…

Он замолчал, качая головой, пытаясь избавиться от возникшего неприятного чувства. С чего ему бояться сновидений?

– В следующий раз, когда он придет, попроси его выйти на свет и показать свое лицо. Если он посланец Господа, он тебе не откажет.

Случай на обрыве изменил ход семейной истории и перевернул жизни двух людей: отца и сына. Первый стал спокойнее, второй – задумчивее. Отец, растревоженный, взволнованный новыми отческими чувствами, внезапно вспомнил, что у него есть и сын.

Смягчившись, он размышлял о том, что будь близнецы вместе, беда могла и обойти их стороной. А судя по рассказам Агаты мальчик был очень воспитанный, смышленый и послушный. Может, тогда ему показалось, что Деметрий подвержен влиянию злых сил? Скорее всего, это все алкогольный дурман так действовал на него, что он возненавидел бедного мальчика, а ведь невинное дитя вовсе того не заслуживало.

Сам же Деметрий не испытывал мук одиночества или отсутствия родительского тепла. Он был благодарен тетке за чуткость и нежность, но взамен не мог сполна отплатить ей тем же. Все его глубинные чувства были связаны с одной Софией. Сейчас же, кроме мыслей о сестре, его взбудоражило открытие, которое он совершил в тот роковой миг.

Когда там у обрыва он протянул к ней руки, он словно дотронулся до нее не только мысленно, но и физически. Будто его руки невероятным образом протянулись через расстояние между ними и он готов был поклясться, что ощутил тяжесть ее падающего тела, прикосновение к ткани ее платья под ладонями. Тогда, кроме бесконечного страха и ужаса за сестру, он пережил самую мучительную и острую боль за всю свою жизнь.

Думая над этим, Деметрий пришел к выводу, что если он смог сделать это однажды, то, скорее всего, сумеет повторить свой трюк снова, пусть даже ценой ужасной боли. Он и забыл, что когда-то, будучи пятилетним ребенком, сумел остановить бросившегося на него пьяного отца. Тогда он был слишком мал, чтобы запомнить, но сейчас он стал достаточно взрослым, чтобы осознать: такая сила – бесценный дар, которым необходимо научиться владеть в совершенстве.

Деметрий принялся экспериментировать. Стоя в саду, он подбрасывал кверху яблоки, а потом пытался движением руки остановить летящие вниз фрукты. Закон гравитации был неизбежно суров. Яблоки падали вниз, не слушаясь мысленных команд ребенка. За этим странным занятием его не раз заставала тетка. Но она предположила, что мальчик хочет повторить фокус, который видел на рыночной площади, когда к ним в город заезжал бродячий цирк.

Правда, тогда Деметрий не выказал никакого интереса к жонглерам и акробатам. Впрочем, ее только обрадовало, что мальчик быстро поправился от лихорадки. Теперь она была готова позволить ему что угодно, тем более, что он никогда не был замечен за чем-то неприличным или недостойным.

Вот уже который раз он получал увесистые удары по лицу от падающих яблок, но это обстоятельство не могло его остановить. Деметрий недоумевал. Прошла неделя, но он не ощутил и намека на то, что случилось тогда. Не было той мощи, того взрыва, дикой бурлящей силы, что обожгла его изнутри.

В чем же было дело? Может, нужно встать у воды под сенью деревьев? Или надеть ту самую одежду, что была на нем в тот день? Ничего не выходило. Яблоки не желали замедлять свое падение.