Незримый фронт

Письма долго остаются без ответа. Но в мае 1942 года Агаева неожиданно везут в Берлин. Его принимает щуплый узкогрудый немецкий офицер с мелкими невыразительными чертами лица и новенькими погонами полковника на мундире. Они еще не раз будут встречаться, но аккуратно занося в дневник свои впечатления об этих встречах, Агаев ни разу не назовет фамилию полковника. Он будет фигурировать в его записях как «шеф», «маленький полковник», «представитель верховного командования».

Кем же был сей загадочный офицер? Не так уж трудно ответить, если вспомнить, что именно весной 1942 года в генштабе вермахта произошли некоторые изменения и в кресле начальника отдела «Иностранные армии Востока» оказался Рейнгард Гелен, произведенный авансом, в счет его будущих заслуг, в чин полковника.

Как известно, первым наставником Гелена на новом поприще был шеф абвера адмирал Канарис. Это он рекомендовал Гелену превратить свой отдел в мощный шпионско-диверсионныи центр и непосредственно заняться агентурной разведкой. Гелен оказался из числа тех способных и чрезмерно честолюбивых учеников, которые всегда стремятся заткнуть за пояс своих учителей. Лукавому сухопутному адмиралу, пожалуй, и в голову не могло прийти, что скромный невзрачный полковник далеко оставит его позади в размахе подрывной работы и в применении ее самых изощренных и коварных способов. Касаясь этого периода деятельности начальника отдела «Иностранные армии Востока», известный немецкий публицист Юлиус Мадер пишет:

«Гелен и его подручные собрали вокруг себя ренегатов, изменников родины и белогвардейцев. Для германской армии Гелен набрал немало уголовников, выпущенных нацистами из тюрем, расположенных на территории временно оккупированных стран. Он завербовал предателя Власова, ставшего агентом германской тайной службы. Из отбросов человеческого общества Гелен сформировал фашистские части из ненемецкой национальности и создал для их подготовки специальные учебные лагеря».

Вероятно, теперь достаточно ясно, с кем мог встречаться в Берлине Агаев, ибо после доверительных бесед с «маленьким полковником» он появился в одном из таких специальных учебных пунктов в Люкенвальде. Но перед этим Агаев побывал в лагерях для военнопленных. Посулами, откровенным шантажом и угрозами ему удалось сколотить группу, которая на первых порах входила в состав «Туркестанского легиона». К ней в качестве «политического руководителя» был приставлен зондерфюрер Граве, хромой, лет пятидесяти немец, поседевший на службе в секретных органах рейха. Занимаясь обучением своих людей, Агаев в то же время затевал интриги против президента «Туркестанского комитета», матерого фашистского агента Вали Каюм-хана, именовавшего себя «фюрером Средней Азии». Агаев считал, что этот «фюрер», опасаясь конкуренции, затирает его и не дает хода в легионе. После очередной поездки в Берлин Агаев добился от своего шефа особого задания. Он отобрал вместе с Граве наиболее подходящих легионеров и перебрался из Люкенвальда в Полтаву.

В период оккупации в Полтаве на Кирпичной улице, 1 располагалась в здании бывшего женского монастыря немецкая строительная организация «Баум-колонна». Под этой вывеской маскировалась агентурная школа разведцентра «Орион», существовавшего при штабе южной армейской группировки вермахта на Восточном фронте. Здесь до декабря 1942 года банда Агаева усиленными темпами проходила полный курс шпионских наук. Занятия по радиоделу, диверсионно-разведывательной тактике и прыжкам с парашютом проводились под бдительным доглядом зондерфюрера Граве и обер-лейтенанта Гамке, личного офицера связи все того же «таинственного» полковника.

Неожиданно был назначен день заброски в советский тыл. И так же неожиданно отменен. Рядовые диверсанты терялись в догадках. На их робкие вопросы Агаев хмуро отвечал:

— Нелетная погода…

Случайно они подслушали разговор между Граве и Агаевым.

— Ты знал Бакита Байжанова? — спросил зондерфюрер.

— Знал. А что?

Граве молча поднялся из-за стола и отогнал от дверей своего кабинета не в меру любопытных диверсантов. Между тем они тоже знали Бакита Байжанова, бывшего пограничника, у которого эсэсовцы выбили из рук винтовку с расстрелянным магазином в первый же день войны. Но они не знали, что с той самой минуты, как очутился Байжанов за колючей проволокой, он страстно мечтал вырваться из фашистской неволи. Пути из плена были разные. Он избрал, пожалуй, самый трудный и рискованный.