Попытаемся разобраться, что же случилось во Львове 30 июня 1941 года на самом деле. Из рапорта майора Хайнца следует, что он нарушил приказ следовать за горными стрелками, и его подразделение 800 вошло в город первым. Он мотивирует это тем, что «военнослужащие из состава украинских рот от своих родственников и т. д. узнали, что в горящих тюрьмах ГПУ еще остаются живые немецкие солдаты и украинцы», а «еврейское население и сброд как раз собирались грабить». Отсюда видно, какие задачи на самом деле были изначально поставлены перед «Нахтигалем»: взять под контроль тюрьмы и координировать антиеврейские акции. В 4 часа утра головная группа майора Хайнца занимает собор Святого Юра. «Митрополита графа Шептицкого нашли живым и невредимым в доме рядом с горящим собором и кратко приветствовали в торжественной форме», – пишет Хайнц. К 7 часам утра занятие всех объектов было завершено. Среди них вокзал, железнодорожные мосты и склады, главная продуктовая база, электростанция, радиостанция, почтамт, здание НКВД. Как только «соловьи» проникли в тюрьмы и заявили о якобы обнаруженных там трупах, сразу же появились боевики СБ ОУН(б), а также три фотографа пропагандистской роты СС, которые «случайно оказались в Лемберге» вместе с судмедэкспертами и запечатлели изувеченные оун-бандеровцами трупы на фотопленку. Дальше все шло как по плану. Получив эти материалы, армейское командование уже вечером 30 июня направило телефонограмму верховному командованию сухопутных войск (ОКХ) с просьбой «прислать представителей прессы Германского Рейха и нейтральных государств». И уже в 23 часа ОКХ сообщило о принципиальном согласии фюрера с внесенным предложением. В начале июля Геббельс записал в своем дневнике: «7.7. Я организую большую поездку журналистов и дикторов во Львов и на бывшие русские территории. Надо ковать железо, пока горячо. 8.7. Вечер. “Вохеншау”, в том числе бросающие в дрожь сцены большевистских зверств во Львове. Грандиозно! Звонит фюрер: это лучшее “Вохеншау”, которое мы когда-либо сделали».
Были сняты постановочные пропагандистские фильмы, в которых рассказывалось о том, что в тюрьмах Львова были найдены грудные дети, беременные женщины, приколотые к дверям штыками, жертвы рубились топорами живьём, выколотые глаза, кастрированные мужчины и т. д. Вот только кто стоит за этими зверствами? Ведь начиная примерно с 13 часов по всему городу шло избиение поляков, евреев и коммунистов. Их вытаскивали из домов и волокли к одной из трех тюрем. Один из выживших евреев вспоминает: «Когда мы пришли к воротам тюрьмы Бригидки, там на очень широкой улице собралась большая толпа. Мы натолкнулись на забитых насмерть евреев, которых пригнали к Бригидкам до нас. После многочисленных побоев я был весь в крови. Я видел, как передо мной маленького ребенка схватили за ноги и ударили о стену, так что на меня брызнула кровь». Тот факт, что резню устроили «соловьи», доказывает заявление штабного офицера городской комендатуры Львова, гауптмана Мейдинга: «Батальон полевой жандармерии получил задание взять тюрьмы под контроль и сменить находившиеся в них украинские роты». Однако неизвестно, было ли это сделано. В своем рапорте майор Хайнц по-своему истолковал эту смену, приписав ее начавшейся деморализации украинских рот: «30.6.41 и 1 июля произошли усиливающиеся акты насилия над евреями, которые частично приняли характер худших погромов. Задействованные при этом полицейские силы не справились со своей задачей. Они подстрекали население грубым и отталкивающим образом против беззащитных. Наше собственное подразделение, как доказывают донесения рот, возмущено актами жестокости и расправами. Хотя оно считает безусловно необходимым безжалостный суд над большевиками, повинными в массовых расправах, однако не понимает зверства и расстрелы согнанных вместе беззащитных евреев, в том числе женщин и детей. Особенно разлагающе с точки зрения дисциплины действует это на украинские роты. Они не в состоянии различить между вермахтом и полицией и колеблются, поскольку видят в немецком солдате пример для подражания».