Незримый мост

Сенатор Альбано! Сенатор Альбано будет молчать. Рыльце-то в пушку! И значит, будет молчать вся северо-западная группа. Свобода действий обеспечена. Ситуация сводится к типичному случаю необходимости принятия решения в кратчайший срок при минимуме информации, У него должна быть четкая позиция, когда послезавтра придется встречаться с Мартиросяном. Иначе обведет. Нанести удар и не давать ни минуты передышки. Любой ценой опередить генералов и сыщиков, не дать им прав прецедента. Во всем, что касается пэйперола или сверхпэйперола.

Он машинально потянул от точки линию вправо через весь лист. Если они своею властью установят традиции и порядок работы с этим П-120, их квадратные параграфы гораздо легче будет превратить в законодательство, чем благие замыслы гуманистов и правоведов, А к чему это приводит — тому примеров множество. Хотя бы отравляющие вещества, бактерии и ядерное оружие. Копили, копили, всаживали миллиарды, ломали психику поколений, изуродовали двадцатый век. Если бы на их пути с самого начала был поставлен четкий законодательный барьер, если бы все это вовремя было извлечено из бункеров и сейфов, остановлено… Метафизика! Если бы, если бы! Остановлено. Остановить! Есть только одна позиция. Потребовать полного запрета исследований в области биокристаллических веществ с активной структурой — так называл их Мак-Лорис. Выглядит идиотски. Придется облачиться в тогу ретрограда и консерватора — издеваться будут все, кому не лень. Но зато твердая, всеобъемлющая и, главное, очень простая и понятная для всех позиция.

Сенатор усмехнулся.

Вот под рев клаксонов и гром трещоток идет по улице толпа. Впереди полицейские машины. Гигант Джус несет огромный плакат: — «ОСТАНОВИТЕ ПЭЙПЕРОН!» И рисунок — разрубленная змея. Доходчиво. За Джусом в первом ряду, взявшись за руки — Ширли, Йонни, этот Арчи, поэтесса Конси Вальдес и, конечно, Алишандру Жанру. Жанру смотрит на трибуну, где стоит он, сенатор. А следом тысячи людей! Одного за другим сенатор примерял к демонстрации всех, кого встречал за эти годы. И почти для всех находилось место. Союз фермеров, делегация строительных рабочих, легионеры совести, братство «ААА», юные философы, «Дочери независимости», клубы, кружки, комитеты. Мешанина! Но тем легче соорудить из нее вездесущую политическую машину. И главное, недолговечную, без особых обязательств. Когда ему придется отступать, она рассыпется, как горох, и не потянет его за собой.

А отступать придется. Поле, захваченное одним ударом, придется отдавать по частям. И в этом весь фокус. Не он будет доказывать, а ему будут доказывать. Не он будет убеждать — его будут убеждать. Яйцеголовые, тористы, либералы. Они будут с достоинством занимать рассудительные позиции, изобретать аргументы. И вот тут надо не упустить, надо фильтровать, фильтровать их доводы, отбирать по крупицам полезные мысли. И когда наберется на приличный закон, торжественно похоронить собственный запрет в его пользу. О-о, будет буря! Из мракобесов его переименуют в клятвопреступника. Ну и что! Гром метафор — это никому еще не повредило. Даже полезно.

Но в одиночку такую кампанию не вытянуть. Нужен прочный и сильный союзник. Черриз? Да, пожалуй, Черриз. Черриз. Законопроект о запрете будет совместный. Пусть Мартиросян представит документы не только ему, но и Черризу. Вот первый ударный ход. Наконец-то! Именно так. Судя по всему, Черриз человек решительный и бескомпромиссный, а это как раз то, что в таком деле пуще всего нужно и чего ему самому, сенатору, не очень-то хватает. Он все взвешивает да взвешивает, а вот кинуть публично с весов на прилавок — это надо уметь! И Черриз это сделает…

Не зарываться. Ох, не зарываться! Весь жизненный опыт за то, что перед ним беспроигрышная партия, но ведь счел же он Мак-Лориса простым карьеристом и интриганом, подрубившим Мэйсмэчера, а, по словам старика, он совсем не таков. Хороший отзыв мизантропа — вещь опасная, но ведь и редкостная…

Сила идеи абсолютного запрета как раз в том, что на первых стадиях борьбы недостаток информации не играет никакой роли. Ее довольно, чтобы живописно изобразить народ и его власти на поводу у этой змеиной шкуры одурманенными, лишенными здравого смысла и логики вследствие цепной реакции взаимного убеждения. Хоть и живет себе Маземахер под защитой своей умнички или сверхумнички и судит, надо сказать, довольно здраво в меру своего понимания вещей.

Открытие сделано, его движения не остановить, он со своим запретом обречен, даже смешон, даже возмутителен. Но только одному ему известно, зачем разыгрывается эта крикливая комедия. Ом падет. Но в борьбе с ним раскроются все секреты, все надсверхсупертайны. Все будет в отчетах сената и конгресса. Все! А не те жалкие лоскуточки, которые вся эта компания собиралась преподнести обществу как свой бескорыстный гуманный дар. А смеяться мы будем тогда, когда она поймет, что ее выманили из замаскированных траншей. И поймет, кто ее выманил…