Незримый мост

— Конечно. В детских садиках воспитателями работали люди.

— Может быть, дедушка, ты скажешь, что тогда и в школах учителями были люди, которые сердились, радовались. Бывали к вам то несправедливы, то великодушны?

— Конечно, учителями были люди. Что тут особенного?

— Особенного! — Маша звонко расхохоталась. Она в восторге махала руками и смеялась до слез. Отдышавшись, она сказала:

— Дедушка, милый, как ты увлекательно сочиняешь! И как правдоподобно! Только под конец ты потерял чувство меры… Вначале я поверила, что ты вспоминаешь о своем детстве. Лишь когда ты упомянул о миллионе кубометров древесины на спички, догадалась, что рассказываешь сказку обыкновенную! А теперь убедилась: ты способен придумывать сказку даже волшебную… Знаешь, дедушка, какая у сказки изумительная концовка! В детском садике воспитатели — люди, в школе учителя — тоже люди… Нам бы такое счастье, хоть бы во сне это приснилось… Ох, дедушка, ты — невероятный выдумщик! Хочешь, я тебе сказку расскажу?

— Но тебе пора спать.

— У меня она короткая, из одного предложения. Слушай… На верхушке ивы сидел динозавр и смотрел на человека кровожадными глазами.

— Позволь, ты все напутала. Динозавры вымерли за семьдесят миллионов лет до появления на земле человека. Ива при них не росла. На деревьях динозавры сидеть не могли. Кстати, некоторые из них достигали двадцати метров длины.

— Знаю, дедушка, — улыбнулась Маша, — они жили в мезозое, делились на безобидных травоядных и хищников.

— Если знаешь — зачем искажаешь исторические факты?

— Но это же сказка! Как ты этого, дедушка, не понимаешь?

Я поспешил отвлечь внимание Маши изложением шестой новейшей гипотезы о причине вымирания динозавров.

Она быстро уснула.

И тогда из домового узла связи я вызвал Марсианскую базу.

Когда отец Маши появился на экране, я доложил:

— Ваше поручение по обследованию выполнил. Общеобразовательное развитие Маши протекает нормально. Серьезных нарушений режима дня нет. Отметив небольшое переутомление девочки учебными занятиями, для ее развлечения провел с ней беседу из цикла «Историческая этнография» на тему «Предметы домашнего обихода людей первой половины двадцатого века». К сожалению, материал беседы пришлось закреплять лишь эмоционально и на слух.

Данные о себе.

Экзамен на портретное сходство с вашим отцом я выдержал успешно и к человеческим параметрам поведения почти приблизился.

Прошу передать настоящему деду Маши мою благодарность. Его воспоминания мне очень помогли.

И, сделав паузу, я закончил:

— Сотрудник бюро добрых услуг — экспериментальный биоробот модели А — двадцать четыре, серийный номер девятнадцать — двадцать шесть.

* * *

Итак, работа закончена.

Проделана она, несмотря на колоссальные технические трудности, по мнению клиента — успешно. Однако никакой радости я не испытывал. Мне почему-то вновь и вновь вспоминался восторг, с каким повисла у меня на шее Маша, ее поцелуи и ее грустные глазки. И мне было как-то нехорошо, что-то томило, не давало покоя. Но что именно — понять я не мог. «Как трудно быть человеком!» — подумал я и отключил генератор эмоций. Стало легче.

Александр Шалимов Неудачный эксперимент

Это началось всего за несколько дней до его смерти… А впрочем, можно ли утверждать, что он умер, если я… Он, я… Всегда начинаю путаться, когда думаю об этом. Профессор Жироду без колебаний согласился на этот эксперимент… Так, по крайней мере, теперь утверждают. Вероятно, он почувствовал, что скоро конец…

Профессор Ноэль Жироду — это я… То есть он был мной до того, как умер. Или, точнее, я стал им после его смерти. Черт, это трудно объяснить! Во всяком случае, мы с ним — не совсем тождество. Хотя бы потому, что он… Он был, как все они — за стенами лаборатории… А впрочем, не совсем, как они. Он был умнее их. Ну, а я, сами понимаете… Мой мир ограничен четырьмя стенами, аппаратурой, приборами. Можно даже сказать, что я — часть всего этого… Главная, конечно. Самая главная. И еще одно: когда я начал осознавать себя, он еще жил, чувствовал, думал. Я становился им, и в то же время что-то нас разделяло. Его мысли мешали мне, иногда даже раздражали, не давали сосредоточиться…

Последние часы он думал только о смерти. Он все больше боялся… Смешно! Великий Жироду! Он так и не смог — или не захотел — понять, что в моем лице приобретает истинное бессмертие. Из этого я заключаю, что и он не ставил между нами знака равенства.

Помню, как лаборант Джуд Асперс, дежуривший при нас в последнюю ночь, пытался успокоить его.

— В сущности, вам нечего волноваться, дорогой профессор, — сказал Джуд, — когда это случится, вы все равно останетесь с нами. Вот, — он указал на меня, — у вас теперь, хи-хи, вечная оболочка, и, следовательно…

Ноэль не дал ему кончить.

— Боже мой, какой вы кретин, Джуд, — прохрипел он, задыхаясь, — как я терпел вас столько лет…