Незваный гость

В следующие двенадцать месяцев мы виделись при любой возможности, а потом, когда мне исполнилось восемнадцать, стали парой официально. Поначалу наши семьи были шокированы, а потом с удивительной скоростью приняли. Все казалось проще и легче, чем я мог вообразить. Но отношения для партнеров, которые находятся на разных этапах своей жизни, могут быть сложными, и к тому времени, как мне исполнилось двадцать лет и я учился в Оксфорде, Руперту было тридцать и он возглавлял компанию, основанную в целях инвестиций и поддержки гибридных и электрических автомобильных двигателей. По работе ему приходилось ездить по всему миру. Он организовал офисы в Калифорнии, Техасе и Париже, и хотя даже свои одинокие дни я проводил не сильно далеко от его загородного дома, он часто находился за тысячи миль. Когда мне был двадцать один, мы окончательно расстались. Расставание это было болезненным, полным слез и того разрывающего сердце ощущения шока и потери, которое сопровождает конец многих первых отношений.

В последующие годы мы поддерживали видимость дружбы, чтобы не создавать трудностей для наших семей, а позже, когда время исцелило раны и споры остались в прошлом, если не полностью забылись, снова стали друзьями по-настоящему – друзьями, которые сумели избавиться от неловкости окончания когда-то очень близкого знакомства и использовали сотни проведенных вместе часов как топливо для своей дружбы. Все то время, которое мы проводили, смеясь, трахаясь, в обнимку глядя по телевизору старые боевики восьмидесятых, не прошло зря. И все шло хорошо. Он был на моей свадьбе. Мы обменивались новостями на вечеринках и мероприятиях. Все было нормально. По-взрослому. Платонически. Это не останавливало Мэттью от легкой подозрительности всякий раз, когда Руперт оказывался рядом. Возможно, чувствуя некую угрозу и будучи в курсе нашего совместного прошлого, Мэттью часто вел себя странновато при встречах с ним, правда обычно в результате просто уходил, нежели пристально следил за нами. Не думаю, что он боялся измены. Подозреваю, что он больше боялся нелестных для себя сравнений с Рупертом в плане интеллекта, харизмы и успешности.

Так что, когда солнечным июльским днем мы поехали на празднование золотой свадьбы Эштонов, Мэттью потребовалось всего несколько минут дороги в Оксфорд, чтобы спросить:

– Там будет Руперт?

Вопрос вызвал у меня укол раздражения.

– Да. Думаю, его родители расстроились бы, если бы единственный сын не приехал на их золотую свадьбу.

Мэттью вздохнул.

– Я просто думал, вдруг у него какие-то дела или еще что, какая-нибудь демонстрация летающего автомобиля в Сиэтле, на которой он обязан присутствовать.

Мэттью постоянно это делал – маленькие колкости, мелкие насмешки над достижениями Руперта.

– Ты не считаешь, что это хорошо, – сказал я, стиснув зубы. – Когда молодой аристократ и наследник миллионов, который мог бы всю жизнь сидеть на заднице ровно, решил посвятить свое время и энергию поиску способов помешать машинам, которые мы водим, уничтожить планету, на которой мы живем?

– Я думал, ты не веришь в глобальное потепление, – буркнул он.

– Я никогда такого не говорил. Я говорил, что не одобряю леворадикальную истерию. Это разные вещи, – сказал я, начиная по-настоящему раздражаться.

Мэттью снова вздохнул, как родитель, имеющий дело с трудным ребенком.

– Конечно, работа Руперта очень похвальна. Я не имел в виду ничего такого.

– Хорошо, – сказал я. – Потому что я не высказываю непонятного недовольства твоими прошлыми завоеваниями.

Мэттью поперхнулся слюной.

– «Завоеваниями»? У меня нет завоеваний. «Бойфренды» подошло бы лучше, не думаешь?

– Мне надеть наушники, чтобы вы продолжали наедине? – спросил Титус, глядя на меня в зеркало заднего вида с веселым лицом.

Я не ответил ему, но стиснул руль до побелевших костяшек, и метнул взгляд на Мэттью.

– Не думаю, что «бойфренды» подошли бы – не совсем гендерно-нейтрально, а?

– И что это значит? – огрызнулся Мэттью, но мне хватило еще одного быстрого взгляда на него, чтобы заметить румянец и дрожание рук, которые он сложил на коленях.

Несколько мгновений прошли в тишине, прежде чем я сказал:

– Ничего. Извини. Просто я… просто немного устал и ворчу. Не обращай внимания.

На самом деле не знаю, почему я отступил, почему не высказал ему прямо о своей обиде на него за то, что не поделился со мной своим прошлым опытом с женщинами, о своих подозрениях, что с ним происходит что-то непонятное. Возможно, потому, что с нами в машине был Титус, или мне не хотелось приехать на праздник после потенциально разрушительного скандала и притворяться счастливым и вежливым. Каковы бы ни были причины, я продолжал ехать как можно плавнее по трассе М40 в Оксфордшир, и оставшаяся часть поездки прошла в основном в молчании.