Незваный гость

Конечно, в этот момент я должен был понять, что Титусу известно про Мэттью и Елену. И что рассказала ему Пиппа. Но я был не в состоянии увидеть связь. Вместо этого меня накрыло странное воспоминание о том времени, когда я играл на кларнете в школе. В вечер своего первого выступления на одном из концертов в честь окончания года я одновременно был в восторге и нервничал. Мысль о том, чтобы впервые выступать перед зрителями, вызывала тремор, ощущение риска и опасности – слабое, конечно, но опьяняющее. Я вспомнил, как стоял в пустом помещении в стороне от сцены и дрожащей рукой наливал себе стакан воды. Но через несколько минут, когда я забирал свой кларнет со стола, мои пальцы сомкнулись вокруг инструмента без дрожи. Я был совершенно спокоен. Все шло по плану. Я просто знал это. И сейчас было так же. Двуличность Мэттью клубилась вокруг меня, подобно клочьям дыма – его возмущение, ханжеский гнев на поведение сына наряду с попытками скрыть собственное – я без труда взял нож со стола. Нож, который не требовался для ужина, но никто не заметил. Мэттью, конечно, заметил, когда я взял его совершенно твердой рукой. И когда обходил стол, спокойно и тихо, крепко сжимая его.

Думаю, удивление помешало ему сопротивляться как следует. Настоящий подарок, если вспомнить о криминалистах. Это значит, мне не смогут инкриминировать брызги крови, царапины на лице, частицы кожи под ногтями жертвы. Он все еще сидел в шоке, когда я наклонился к нему, одной рукой придержал за плечо, а другой всадил нож ему между ребер. Я почувствовал, как острие с хрустом проткнуло что-то, когда я загнал его глубже. Осознав, что происходит, Мэттью запаниковал, но я хорошо его проткнул, и он мог только ерзать, вяло хвататься за нож, пока кровь пропитывала его голубую рубашку, и отчаянно пытаться что-то сказать.

Я так и не узнал, как много видел Титус. И зачем он вернулся в кухню. Я только помню, как повернулся и обнаружил, что он стоит в дверях, приоткрыв рот, а его лицо еще бледнее, чем до этого. Его слегка качнуло, и внезапно я снова действовал как ответственный родитель. Я выдвинул стул и посадил его. Налил стакан воды. Он послушно сделал глоток и поставил стакан на стол. В наступившей тишине ощущалось странное товарищество, как будто мы оба укрылись от бури, разразившейся вокруг. И в тишине и безмолвии я понял, что тоже не могу стоять.

Не знаю, сколько мы просидели за столом, но не дольше минуты или двух. Я не слышал, как вошла Рейчел. Лишь отметил ее присутствие в одной комнате с нами. Она смотрела на место действия. Ее глаза расширились от… удивления? Ужаса? Она посмотрела на нас и просто сказала:

– Дверь была открыта.

Затем подошла к телу Мэттью. Приложила палец к его шее. И вытащила нож из его груди. Чудно, но я почему-то представил, как он хватает ртом воздух, как только нож покинет тело, словно это единственное, что не давало ему вдохнуть кислород, как что-то застрявшее в горле. Но он остался неподвижен, когда она отошла на шаг с окровавленным ножом в руке. Несколько мгновений она смотрела на нож, потом сказала:

– Сейчас я вызову полицию. Молчите, пока я буду разговаривать с ними. Что бы я ни сказала, что бы вы ни услышали, не перебивайте меня.

Мы не согласились и не возразили. Просто таращились на нее. Она, казалось, контролировала дыхание, стараясь не глотать слишком много воздуха слишком быстро, как будто сопротивлялась эмоциям. Несмотря на ее усилия, я заметил, как по ее щеке скатилась слеза, когда она опустилась на незанятый стул и достала свой телефон. И несмотря на свое странное, гипнотическое состояние, я не удержался и спросил:

– Ты в порядке?

Странный вопрос, знаю. Было бы нормальным спросить, что она делает, почему не кричит, не убегает из дома и не требует объяснений. Но, думаю, я уже прояснил, что я не настолько нормальный. Ничего в этой ситуации не было нормальным.

Рейчел не ответила на мой вопрос. Вместо этого она сидела за столом, с ножом на коленях, кровь пропитывала ее голубые джинсы, и доставала телефон.

– Полицию, пожалуйста. Случай насилия. Я убила человека.

Она на секунду замолчала, явно слушая человека на другом конце линии. После паузы она назвала наш адрес, снова помолчала, затем продолжила:

– Нет, он не дышит, он мертв. Я его зарезала. Пожалуйста, пришлите полицию. Нет необходимости в вооруженном реагировании или чем-то подобном, я больше никому не причиню вреда. У меня есть орудие убийства, но я положу его на стол, когда они приедут. Я не буду сопротивляться аресту. Теперь я кладу трубку.

Если бы я уже не сидел, то, наверное, упал бы в обморок. Когда мое зрение начало туманиться и искажаться, я смутно отметил, что Титус встал со своего стула и вышел из комнаты. Мне захотелось окликнуть его, попросить не уходить из дома, но я не смог, и, как оказалось, в этом не было необходимости. Я услышал скрип ступенек, когда он медленно поднимался по ним к себе в спальню.

После приезда полиции я нашел его там, прежде чем нас отвезли в полицейский участок для допроса, за спиной стоял офицер, ясно давая понять, что нам пора ехать.