Незваный гость

Я замечаю, как сильно она изменилась с тех пор, как я видел ее на суде. Хотя она всегда была худощавой, она заметно похудела. Ее ключицы и подбородок теперь острые и резко выраженные и придают ей более суровый, может даже жестокий, вид, чем раньше.

– Спасибо, что приехал.

Я сажусь, чувствуя неловкость и немного тошноту. Мне трудно смотреть ей в глаза; она же своих не отводит, словно снайпер, сосредоточенный на цели.

– Ну, как ты написала в письме, у меня особенно не было выбора.

– Верно, – коротко, по-деловому кивает она, словно довольная тем, что я понял посыл.

У меня складывается ощущение, что она наслаждается тем, что одержала верх.

– Поскольку времени у нас мало и, думаю, мы оба согласны, что лучше не устраивать подобные встречи слишком часто, я просто подумала, что для нас обоих будет лучше разобраться с некоторыми моментами, прежде чем начинать как следует.

Я хмурюсь:

– Что начинать как следует?

Она улыбается:

– Остаток наших жизней, конечно.

Ее улыбка меня нервирует. заставляет волноваться о том, что она скажет.

– Итак, – говорит она, подвигая стул ближе к столу. – Теперь, когда пыль улеглась, я хочу все объяснить. Я думала, это… ну, твое право. Право знать.

– Почему ты сделала то, что сделала? – спрашиваю я.

Она понижает голос до еле слышного шепота:

– Почему я подарила тебе твою свободу.

Мне не нравится такая формулировка, и я чувствую, как внутри все сжимается, когда наконец встречаюсь с ней глазами.

– Боюсь, прозвучит несколько грубо по отношению к твоему покойному мужу, но поскольку в последний раз, когда я вас видела, ты только что всадил нож ему в сердце, не думаю, что ты слишком расстроишься. Но если тебе вдруг потребуется перерыв, просто скажи.

Звучит весьма странно, напоминая полицейские допросы, через которые я проходил в месяцы после смерти Мэттью. Я не отвечаю, просто жду, когда она продолжит. Она явно запланировала маленькую речь, и, несмотря на мой дискомфорт, я хочу ее услышать.

– Я много лет желала смерти твоему мужу. Очень-очень желала. Отчаянно. Я воображала все способы, которыми можно убить человека. Вероятно, ты назвал бы это фантазиями. Они помогали мне спать по ночам. Как бы там ни было, ты, наверное, уже знаешь, что Мэттью убил моего брата Джонни.

Я киваю.

– Я так и думала. Он тебе рассказал? Или ты сам догадался?

– Он мне рассказал, – отвечаю я.

Она кивает.

– Я думала, что его совесть даст трещину. Это произошло, случайно, не в день празднования годовщины Эштонов?

– Да.

Она снова кивает.

– Мужчины на самом деле так предсказуемы, верно? – она закатывает глаза к потолку. – И у них есть привычка недооценивать женщин. Мэттью недооценил меня. Что я сделаю. На что пойду. Но не ты.

– Да, не я. Я знал, что в тебе было что-то… не так. Что-то, что Мэттью, в его постоянном желании быть хорошим для людей и заводить друзей, не замечал.

Рейчел смотрит на меня с задумчивым выражением лица, и мне кажется, что в ее взгляде мелькает намек на уважение. Но потом она говорит:

– Он так стремился узнать меня, да? Сначала это застало меня врасплох, но потом, когда его сообщения в «Вотсап» становились все более заигрывающими – ну, я догадалась, что он играет на два фронта. Ему нужны были от меня не книжные разговоры, а кое-что другое. Это еще одна общая для всех мужчин черта: они думают своими членами. По правде говоря, ты был не лучше… так испугался, что я пытаюсь соблазнить его или питаю какую-то извращенную одержимость вашим приемным сыном. Всегда все сводится к сексу, верно? Не подумал поискать в другом месте, а?

Ее голос становится тише, ниже, опаснее. Я молчу, мне не уютно от осознания, что ее мнение обо мне и Мэттью, по крайней мере пока, удручающе точное.

– Первым делом, позволь мне прояснить, почему ты убил его, – говорит она, возвращаясь к деловому тону. – Из-за его романа с дочерью Эштонов, да?

Я коротко киваю.

– И ты узнал об этом на празднике?

– Нет. Чуть позже.

На ее лице мелькает удивление.

– Ох, ну, я предполагала, что он расскажет тебе сразу все. Особенно после… о боже, ты не знаешь, да?

– Знаю что?

Она усмехается, наслаждаясь ролью вестницы.

– Что он трахался с ней на празднике. Я их застала. Они были в ванной, он и Елена. Я проследила за ними и видела силуэты сквозь щель там, где дверные петли. Я подождала, пока они закончат, и только потом приперла к стенке. Но все это немножко низкопробно, верно? И чуть-чуть иронично, признаться, поскольку я совершенно уверена, что причина, по которой моему брату позволили умереть, заключалась в том, что вы считали его низкопробным. Рабочий класс. Бедняк. Не из клуба. Учился в обычной школе в Брадфорде, а не в частной в Беркшире. Продавец и мелкий предприниматель, а не успешный директор компании, модельер или политик.

Это меня цепляет, как она, по-видимому, предвидела.

– Он был наркоторговцем.

Она качает головой:

– Нет, извини, но это не так. Он был наркоманом. Он был болен.

Я недоверчиво фыркаю:

– Он сам выбрал употреблять. Он знал риски. Он знал закон. Он знал, что это будет значить, как только он начнет курить, нюхать или колоться.