Незваный гость

– Я сделала кое-что… непростительное, – говорит она, смахивая слезу в уголке глаза. – Мы сделали кое-что непростительное. Я, мама и папа. Мы отпустили Титуса. После смерти Джонни мы позволили, чтобы его забрал брат Колетт, человек, которого я никогда толком не встречала, и Колетт уехала домой с ними. В то время нам было слишком больно даже признавать существование ребенка. Мамин католицизм в сочетании с горем довел ее почти до сумасшествия. Следом были рак и химиотерапия. Не удивительно, что она не могла посмотреть в лицо реальности. Папа считал, что ребенку будет лучше расти в богатой семье. И, честно говоря, не думаю, что у него оставались силы бороться или хотя бы заботиться о маленьком ребенке. Когда я думаю о прошлом, то много о чем сожалею, но, думаю, мои действия тогда принадлежали не тому человеку, каким я являюсь сейчас. Смотреть, как у меня на глазах умирает мать – умирает сразу после смерти собственного сына, зная, что оставляет мужа и дочь, убитых горем… такое меняет тебя. Выворачивает наизнанку. Сейчас легко оглядываться назад и говорить, что, если можно было бы вернуть то время, я боролась бы за то, чтобы быть частью жизни нашего племянника и внука, нашей последней связующей ниточки с Джонни. Но подобные мысли сводят с ума. Если слишком долго зацикливаться на них. Может, так и произошло.

На мгновение я задумываюсь, закончила ли она. Гневное выражение теперь сменилось отсутствующим взглядом. У меня складывается ощущение, что я могу встать и уйти, а она и не заметит. Наконец она говорит:

– Полагаю, он рассказал тебе, как я узнала, что он сделал. Что я сфотографировала его. На самом деле это вышло случайно. Мне повезло, что мой тогдашний партнер подарил мне особенно хорошую камеру, по стандартам две тысячи пятого года. Он очень хотел, чтобы я вернулась к фотографии. Так что, будучи в Норвегии, я снимала в лесу, окружавшем гостиничный комплекс. И благодаря передовой для того времени полноразмерной матрице и разрешению 12,8 мегапикселей мне удалось сделать очень близкое извлечение из цифрового изображения в «Фотошопе» и расширить его до полноэкранного. Наверное, нет необходимости рассказывать тебе, что оно показало.

Она многозначительно смотрит на меня. Я киваю.

– Мэттью, – говорю я охрипшим от долгого молчания голосом.

Она кивает.

– Мэттью. Стоявшего там. С Титусом на руках. Смотревшего на моего брата в джакузи. На фото видно, что он спит. А Мэттью ничего не делает. Не пытается его разбудить. Не пытается его спасти, вытащить из воды. Джонни был меньше Мэттью. Наркотики сделали его худым и жилистым. Мэттью ничего не стоило спасти ему жизнь. Но он не стал. У его был шанс, а он оставил его умирать.

– Откуда ты знаешь, что Джонни уже не был мертв? Может, Мэттью просто спас Титуса от утопления в руках передознувшегося трупа?

Это не производит на нее впечатления.

– Потому что, несмотря на кокаин и героин в крови, мой брат умудрился вдохнуть довольно много воды, прежде чем его сердце остановилось. Трупы не пытаются дышать под водой.

Она на мгновение замолкает, словно давая мне время осознать сказанное. Я пользуюсь паузой и задаю ей еще вопрос:

– Почему ты не пошла в полицию? Или не выследила Мэттью там и тогда?

Она вздыхает.

– Потому что умерла мама. В прямом смысле на следующий день после того, как я нашла фото. И это отняло у меня все силы. По крайней мере на время. Но в последующие годы у меня начала развиваться одержимость. Я следила за любыми новостями, которые могла найти о нем, хотя их было немного. Всего лишь его работа и получение степени. Тогда интернет был гораздо меньше. Прежде, чем мы стали выкладывать в сеть каждую мелочь, как люди делают сейчас. Это кажется странным, но я была больше зациклена на ненависти к нему и желании ему смерти, чем на проверке, что с моим племянником все в порядке. Но я знала, что Титус счастлив. Через несколько лет я нашла на сайте школы Итон-сквер фотографию, на которой он играет на тамбурине. Он выглядел счастливым. Одержимость прекратилась, только когда я влюбилась. В парня, с которым дружила много лет. В парня, который и подарил мне камеру. Его звали Кевин. Он настаивал на том, чтобы я отпустила прошлое. Говорил, что одержимость Джонсами нездоровая, хотя никогда не знал, что я увидела на фотографии. Он думал, что я просто ненавижу их из-за влияния, которое Колетт оказала на Джонни, и их снобистского отношения к нему. Он говорил, что поддержит меня, если я захочу участвовать в жизни Титуса, но считал, что мою жгучую ненависть к ним нужно либо устранить, либо отпустить. Так что я ее отпустила. Теоретически. Я как могла продолжала жить, хотя у нас ничего не получилось. Наши интимные отношения как пары казались мне неестественными, поскольку я чуть ли не с семи лет рассматривала его как платонического друга. Мы несколько лет делали вид, что проблемы не существует, пока он не сказал, что хочет от меня детей. Тогда я поняла, что пора заканчивать, так что мы расстались и съехали с квартиры, которую снимали вместе.