Я узнала о сотрудничестве своей дочери с «Фритолк», социальной сетью Малкольма Драйвера, превратившейся в правоцентристскую блогерскую площадку, незадолго до того, как он связался с нами, чтобы сделать пожертвование. Пиппа начала вести какую-то колонку с девчачьими сплетнями на первом курсе Оксфорда, а «Фритолк» переманили ее к себе писать для них с более сильным акцентом на ее политические взгляды. Серия ее статей и эссе публиковалась под заголовком «Пиппа Эштон: как я это вижу». Почему кого-то волнует взгляд моей девятнадцатилетней дочери на важные проблемы современности, было для меня загадкой. Однако, вместе с тем я не могла отрицать тот факт, что ее тексты привлекали внимание при помощи нарочито вызывающих заголовков, например «Становятся ли университеты демократическими» и «Почему чокнутым веганам надо заткнуться по поводу охоты на лис», а еще, как у завирусившегося лонгрида на три тысячи слов, «Почему я больше не разговариваю с бедными людьми о льготах». Все это вызывало у меня некоторую боль – не обязательно потому, что я была не согласна с темами, которые она поднимала, а из-за того, как они преподносились, как будто их единственной целью было оскорблять людей и вызывать негодование. В моем понимании это не являлось проработанными дебатами. Это было, как когда-то сказал Эллиот Гулд в фильме Стивена Содерберга, «граффити с запятыми». Но если Малкольм Драйвер так впечатлился моей дочерью, тем лучше для кампании, подумала я, улыбнувшись ему поверх бокала. Я уже хотела продолжить разговор дальше, но он вцепился в Пиппу.
– И я слышал, что она выходит замуж, не так ли? За какого-то блестящего молодого человека, которым пестрит ее «Инстаграм». Титус, верно? Похоже, ему нравятся вечеринки, но они очаровательная пара. Хотя девятнадцать лет весьма рано для невесты. Это же сейчас считается рано, да?
Его лицо оставалось совершенно нейтральным, но я понимала, что ему интересно услышать мое мнение по этому поводу. А оно у меня было. Например, какого хрена Пиппа совершала такую глупость и выходила за этого примитивного, пустоголового мальчишку?
Например, что ей следует подождать хотя бы до двадцати, прежде чем решаться на такой серьезный поступок, как брак. Не говоря уже о моем беспокойстве по поводу того, что она постоянно проживает под одной крышей с Чарльзом Аллертоном – мужчиной, который будет ненавидеть меня вечно.
– Эй… Елена, все в порядке? – Малкольм смотрел на меня, слегка склонив голову набок.
– Извините, – сказала я, осознав, что ненадолго погрузилась в свои мысли, – Я… да… Пиппа, несомненно, имеет успех.
У меня в кармане зазвонил телефон. Он стоял на беззвучном режиме, но вибрация была достаточно громкой, чтобы Малкольм поднял брови. Я выругалась про себя, но Малкольм кивнул на мой телефон:
– Прошу, ответьте. Я никуда не тороплюсь.
Я бросила взгляд на экран. Звонил Трип. У меня екнуло сердце. Трип – двадцативосьмилетний бармен, с которым я встречалась последние девять месяцев. Два месяца назад я поселила его в своем доме в Калораме. Просто было удобнее, чтобы он был под рукой, когда нужен мне, и обычно он с удовольствием скрывался в другой комнате со своим ноутбуком, когда не нужен. Он отчаянно хотел стать сценаристом, выдающим политические триллеры в стиле «Карточного домика», хотя самое близкое его знакомство с этим миром заключалось в подаче выпивки случайному сенатору. Я была готова отклонить звонок, когда заметила несколько сообщений от него. Два слова выделялись на фоне остальных, словно отрываясь от экрана. Рейчел Холден.
– Прошу прощения, я… Мне придется…
– Пожалуйста, идите, – кивнул Малкольм, давая понять, что это не проблема.
Я ответила на звонок.
– Наконец-то, я уже собирался класть трубку, – сказал Трип, слегка волнуясь. – Ты видела мои сообщения? Я подумал, что должен…
– В чем дело? – перебила я. – Расскажи вкратце.
– Ну, это немного странно. Тут для тебя пришла посылка. Она странная, потому что, когда я ее открыл, то увидел…
– Ты открыл посылку, которая адресована мне? – повторила я, от возмущения моментально позабыв, что хотела, чтобы он побыстрее перешел к делу.
– Да, но… ну, я думал, что она для меня, потому что сегодня еще много чего доставили, и…
– Трип, просто скажи мне, что это, – потребовала я с растущим раздражением.
– Это письмо. И компакт-диск.
– Компакт-диск?
– Да, – сказал он немного нервно. – Я его не включал. Но… ну… я прочитал письмо. Оно странное. Я помню, как ты рассказывала мне про Рейчел, которая убила твоего… друга. Ну, судя по тому, что говорится в письме… Блин, это странно. Я думаю, что тебе надо приехать и прочитать самой. Или я могу сфотографировать его и прислать тебе, но, думаю, что ты захочешь и диск, так что…
– Не включай его. Не делай ничего с ним. Просто не трогай.
Я завершила звонок.
Бар и окружающее его фойе гостиницы внезапно показались мне размытыми и переливающимися, как будто поменялась резкость зрения, я словно смотрела через линзу фотокамеры. У меня возникло странное ощущение, как будто мир чуточку сместился и все покатилось не в ту сторону.