Незваный гость. Поединок

— Истинно! — подтвердил Шомрин. — Нас, христиан веры евангельской, не трогали и немцы. Однажды во время войны привели в комендатуру женщину. Она молилась в душе о себе и сыне, который вопреки ее воле ушел в партизаны. Женщина стояла, стояла перед комендантом и вдруг опустилась на колени и начала молиться «на языках». Комендант смутился и, когда женщина встала, спросил: «Ты немка?» — «Нет, я русская». — «А как же ты молилась по-немецки?». — «Я не знаю, что говорила». — «Ты молилась по-немецки, и я отпускаю тебя за это». И отпустил. Вот видите, женщину спасла вера в Христа, языки...

«Вот ты куда повернул! — удивилась Вера. — Вот на каком языке говоришь!»

— Бог знает, где совершить чудо, — хрипнул Иван, перебив ее мысли. — Христос говорил: люби врагов своих, молись за них, да простит господь грехи им, которые они творят по незнанию своему и заблуждению. И еще сказано в евангелии: тех, кто будет говорить «мир» и «безопасность», — постигнет пагуба. Нас же никакой микроб, никакая атомная бомба не коснется, если мы верой в господа будем жить. Будут поражены только люди неверующие, грешные, с сатаной в душе.

Иван говорил долго. Каждое его слово, тяжелое и фальшивое, будто западало в самое сердце Веры и обжигало, как расплавленная капля свинца. Были моменты, когда ей хотелось вскочить, крикнуть во весь голос, что Иван обманывает. Нужно было разбудить в людях сознание, вызвать протест против шарлатанства, но она чувствовала, что не сумеет этого сделать, что ее никто не поддержит.

— У кого будут вопросы? — спросил Шомрин, совсем как на собрании.

Встала Татьяна, соседка Веры.

— Как принимать газеты, радио, кино? И как быть, если хочется пойти на танцы или в кино?

— Хорошо, сестра. Вопрос твой ясен, — торопливо начал Иван. — Святое слово учит об испытании всего, о принятии только угодного богу. Газеты, радио, кино, театр, танцы — все это от сатаны. Нам же до́лжно принимать только слово и читать только его. Неугодное богу не до́лжно брать в руки, не до́лжно зреть очесами. Дадут нам пшеницу, например. Неужели мы, чтобы отведать злак, станем есть ее с корня, с соломы? Нет. Так не станем мы засорять и наши умы тем, что идет не от бога. Молись, сестра, и искушения будут оставлять душу твою...

«Так вот почему Сима стала такой!» — подумала Вера. Она не жалела, что пришла на моление, хотя у нее уже кружилась голова от духоты и спертого воздуха.

После беседы опять молились, но уже не все сразу, а по очереди и недолго. Читали библию, растолковывая смысл. Иван тоже молился, холодно и грубо, слова его молитвы были невнятны. Он хрипел все сильнее, словно кто-то невидимый душил его. За ним стала молиться Сима, не громко, но четко произнося слова.

— Господи! Проверь еще раз мое сердце, — взывала она, закрыв глаза и приподняв к потолку худые руки. — На правильном ли я пути стою? Если есть что неугодное в сердце моем, то, прошу тебя, очисть, удали, ибо только чистые сердцем бога узрят...

По впалым порозовевшим щекам Симы катились слезы. Вера видела, что молитва Симы подействовала на молящихся, многие плакали, да и сама она глотала схватывающие горло спазмы. Что-то больное присосалось к сердцу, тянуло. Сарра Бржесская, вдруг оттолкнув девочек, упала на колени, возвела на Симу безумные глаза и зашептала:

— Невеста!.. Невеста Христа!

Кто-то выкрикнул:

— Откровение! Дар божий!..

Брат Коля, будто проснувшись, гаркнул:

— Невеста Христа!

Люди попадали на колени.

— Вижу господа! — изрекла Бржесская, зажмурив глаза. — Небо голубое, на нем звезды...

Шомрин, покрывая высоким тенором голоса, протянул:

— Поблагодарим господа за откровение, дарованное нам. Помолимся за невесту Христа.

Его обращение вызвало новый прибой воплей и стоков. Но вот опять встал Шомрин, раскрыл библию. Что-то сказал матери Симы и брату Коли. Они тут же вышли в сени и, когда Шомрин окончил чтение, вернулись с тазами, до половины наполненными водой. Началось омовение ног. Мать Симы мыла ноги женщинам, брат Коля — мужчинам. Потом вытирали полотенцем. Опять читал библию Шомрин, а Иван разламывал лепешку на мелкие кусочки и раздавал молящимся. Затем он достал из-под стола бутылку виноградного вина и дал всем по небольшому глотку. «Тайная вечеря!» — вспомнила Вера, и ей снова стало стыдно за всю комедию, которая разыгралась на ее глазах. Начали петь, заглядывая в одинаковые тетрадки, в которых под одними и теми же номерами были написаны от руки одинаковые тексты. Псалмы и гимны пели на мотив мирских песен. Вот зазвучал гимн на мотив «Из-за острова на стрежень...» Это тот самый, который разучивала Сима. Она аккомпанировала на гитаре. Пели слаженно, с подголосками, и эта слаженность опять больно отозвалась в Верином сердце.

После пения Иван говорил проповедь, читал о вечере Христа со своими учениками, разъяснял прочитанное, призывал к отречению от земных радостей.

— Близок час суда господнего. Земля и все, что на ней есть, будут господом сожжены, — устрашал он простуженным голосом. Если верить его словам, то только избранные господом, верные его закону будут взяты на небо, где получат вечный покой.