Незыблемые выси (ЛП)

Но одно дело управлять кораблем в открытом океане, а совсем другое — выводить шлюп из узкого и тесного грота с непредсказуемыми течениями, что кидают судно то в одну, то в другую сторону. Путешественники гребли. Отталкивались веслами и шестами. В какой-то момент Тит и Кашкари выпрыгнули в ледяную воду, чтобы стащить шлюп с мели.

Вот она — цена решения не брать с собой стихийного мага.

Но куда необъятней этой цены была пустота в груди Тита. Казалось, что он сам где-то далеко и со стороны наблюдает за этими мучениями с лодкой. Мышцы работали старательно и неустанно, его же самого это больше не волновало.

Тит еще долго оставался в мокрой ледяной одежде, пока не удостоверился, что шлюп уже достаточно далеко отошел от скал и теперь можно не волноваться, что их ветром отнесет обратно и разобьет вдребезги об эти безжалостные камни, пока принц переодевается.

Если бы только…

Нет. Он оборвал предательские мысли. Тит поступил так ради себя самого, потому как не смог бы жить в мире, где ее нет. И если вселенная наказывает его за высокомерие и глупость, да будет так.

* * *

Кто-то словно наполнил голову Иоланты горячим английским пудингом — сплошная колеблющаяся внутри масса. Веки были тяжелыми, как кирпичи, и сопротивлялись любым попыткам их поднять. Странно, пусть она и не жаворонок вроде принца, но обычно, просыпаясь, чувствовала себя отдохнувшей и готовой встретить новый день, но уж никак не одурманенной. А сейчас будто попала в наполненную шерстью яму и никак оттуда не выберется.

Одурманенной…

Тит… пустота в его глазах. Чай с неожиданно выразительным привкусом. Кубики сахара. Тит бросил оставшиеся кубики в свой чай, но больше не сделал ни глотка.

Иоланта застонала и села. Мышцы казались столь же вялыми, как подаваемые в пансионе миссис Долиш макароны

— Иола, ты в порядке?

Перед глазами медленно возникло лицо учителя Хейвуда, виноватое и встревоженное. Не было нужды спрашивать, куда отправились остальные.

— Как они попадут в Державу?

— При мне они это не обсуждали.

Иоланта потерла переносицу:

— И вы этому только порадовались, верно? Когда принц решил все обсуждать в другом месте, чтобы не дать вам шанса что-либо пересказать мне?

— Иола…

Она резко вскинула руку. Спорить с наставником не хотелось. Зато хотелось сжать руки на шее Тита и задушить его до полусмерти. Да как он посмел принять за нее столь значимое решение? И как мог настолько трусливо все обставить? Иола приняла бы вердикт команды, если бы они единодушно и с полной уверенностью отказались от ее компании. Правда сперва перечислила бы все свои доводы.

Она встала на ноги и, покачиваясь, направилась в лабораторию. Комната выглядела привычно чистой, все вещи лежали на своих местах. Впрочем, Иоланта достаточно хорошо знала обстановку и заметила, что пропало — средства для скачков, морских путешествий, все виды медикаментов против травм и увечий. Однако эта информация не давала ни малейшего намека на то, как они собираются попасть в Державу и откуда.

Только отвернувшись от полок и шкафов, Иоланта заметила оставленные на рабочем столе предметы — лежащие рядышком двусторонние блокноты Кашкари и Амары, с запиской от Кашкари под ними.

«Дорогая Фэрфакс,

Эти блокноты содержат информацию, от которой зависит безопасность многих лиц. Поскольку страницы нельзя надежно защитить, мы решили оставить их здесь, дабы избежать лишнего риска. Пожалуйста, будь так любезна, отправь их моим родителям и попроси мою невестку передать их в пользование брата.

Жаль, что мы не смогли должным образом попрощаться. Знакомство с тобой — честь для меня. Да хранит Фортуна твой путь.

С любовью,

М.К.»

На другом конце стола обнаружилась самая большая ценность Тита. И он также оставил рядом записку:

«Возлюбленная,

Я долго сомневался, стоит ли брать с собой дневник матери. И в итоге решил оставить его здесь, ибо не хочу, чтобы он потерялся или его уничтожили. А еще потому, что время пророчеств уходит. Пожалуйста, сохрани его, ведь там написана и твоя история. Наша история.

Молю, прости мне мой поступок. Я дышу одной тобой. Так всегда было и всегда будет.

Тит».

Только из-за любви к нему Иоланта не сожгла это письмо здесь и сейчас. Но она закричала, обзывая принца такими словами, что, вздумай кто-нибудь их записать, бумага бы воспламенилась.