Незыблемые выси (ЛП)

Когда Иола уже охрипла от крика, последовавший за ней в лабораторию учитель Хейвуд неуверенно заметил:

— Похоже, жизнь в школе для мальчиков сильно повлияла на твой лексикон.

— Не хотелось бы разрушать ваши иллюзии, — резко отозвалась она, — но я еще лет в двенадцать все это знала.

Затем поставила локти на стол и уткнулась лицом в ладони, столь же измотанная, сколь рассерженная. Неужели это конец? После всего, что они пережили, Тит серьезно думал, будто она станет тихо сидеть и ждать сообщения в «Деламерском наблюдателе» об уничтожении половины населения города дождем смерти? Или о дате его государственных похорон, если, конечно, Атлантида когда-либо сподобится вернуть тело? Иоланта и это должна узнать из газет?

— Иола, дорогая…

— Пожалуйста, оставьте меня. — Ей претило грубить учителю Хейвуду. Но он так радовался, что она не ушла с остальными… а видеть его радость сейчас не было сил.

— Конечно. Но, пожалуйста, помни, что нам рано или поздно придется покинуть лабораторию, хотя бы переехать в какую-то гостиницу. Ты не можешь оставаться здесь вечно.

Она могла бы, хотя бы для того, чтобы позлить Тита.

— Понимаю. Прошу, оставьте меня на несколько минут. Возьмите газету, если хотите.

В лаборатории имелся свой экземпляр «Деламерского наблюдателя», содержимое которого обновлялось каждые несколько часов, а порою даже чаще.

— Хорошо. Я уже прочитал все статьи, пока ты спала. Впрочем, кто-то раньше забыл в гостиной «Таймс» — я лучше его посмотрю.

Молчание. Пустота. Звук собственного судорожного дыхания. Опустошение — ведь Иоланта больше не нужна. Навсегда.

Дождь из сердец и зайчиков. Пустыня Сахара, когда Тит ночами одиноко брел по песку, присматривая за ней. Молния, прочертившая небо снизу доверху, ослепительно-белая и смертоносная. «Для тебя».

Ярость переполняла. Вскипела в груди, словно в темном котле.

Когда Иола втащила принца в маяк, у него были такие холодные руки…

«Ради тебя, ради тебя одной. Живи вечно. Я дышу одной тобой. Так всегда было и всегда будет».

Не в силах перенести потрясение, Иоланта схватилась за голову. Умиротворение, спокойствие, беззаботность — ей просто необходимо хоть что-то из этого. Если же нет, то пусть придет благословленное оцепенение, лишь бы прекратилась эта бесконечная круговерть чувств и воспоминаний.

Пустота, которую Иола так жаждала, нахлынула буквально из ниоткуда. Но оказалась не умиротворением, спокойствием или беззаботностью — сознание ухватилось за что-то, отбросило прочие мысли, чтобы вытащить из этого хаоса образ какой-то идеи.

Иоланта резко выпрямилась.

«Что может быть хуже, чем если тебя принесут в жертву в крипте Лиходея?» — спросил как-то Кашкари. Учитель Хейвуд тогда вздохнул. Иола, совершенно естественно, приняла это за проявление страха.

А что, если она тогда ошиблась?

— Иола! — Наставник отложил в сторону «Таймс» и вскочил с места. — Тебе лучше?

Редко она чувствовала себя хуже, чем сейчас.

В ответ на ее молчание Хейвуд, нервно поерзав, постучал пальцами по газете:

— Ты не поверишь, что я только что вычитал — здесь объявление о похоронах твоего друга, молодого Уинтервейла.

Действительно, в немагических газетах подобную новость вряд ли ждешь. Но Иоланта по-прежнему молчала.

— Иола, с тобой все хорошо?

Конечно, нет, но ее мозг сейчас неистово работал.

— Ты помнишь профессора Ивентайд?

— Ипполиту Ивентайд? Ну конечно!

Профессор Ивентайд — личность незабываемая: крупная, словоохотливая женщина с ярко-рыжими волосами, гардеробом из пайеток и тканей в горошек и умом острым, словно волшебная палочка-клинок. Ее исследования относились к области темных искусств, которых остерегалось все остальное магическое сообщество. Всестороннее изучение темных искусств воспринималось как вынужденная необходимость, лишь бы были те, кто способен распознать и помочь против таких видов магической практики.

Большинство крупных образовательных центров имело в своем штате постоянного эксперта в этой области, а то и даже двух. Как правило, неуклюжих одиночек, что сторонятся своих коллег-ученых, даже если те и без того к ним безразличны. Профессор Ивентайд, со свойственной ей теплотой и любовью к веселым компаниям, была исключением. Ее ждали всегда и везде и с удовольствием приглашали на всякие общественные мероприятия.

Когда учитель Хейвуд работал в Консерватории, профессор Ивентайд окружила его материнской заботой и все пыталась найти ему жену. Планы эти так и не осуществились, но парочка стала лучшими друзьями и порою вместе покидала вечеринки. В таких случаях Иоланта устраивалась на самом верху лестницы, там, где ее не было видно, и подслушивала беседы взрослых, пока те разговаривали обо всем на свете.

Именно из тех бесед она почерпнула достаточно знаний для понимания того, что же все-таки произошло с несчастным Уинтервейлом. А теперь другой эпизод помог переосмыслить реакцию учителя Хейвуда на слова Кашкари.