НФ: Альманах научной фантастики. Выпуск 30

— Мальчишку — убрать! Милиционер, «скорую» вызовите! Быстрее!

А кровь все била, толчками, толчками. Андрей стал всхлипывать. Яков вывернулся откуда-то, снова очутился рядом. Они схватились за руки. И вдруг услышали очень вежливый, очень мягкий голос:

— Мальчик, будь так добр, дай мне карандаш.

Из толпы вышел тот — приходивший к ретушеру. Они узнали его. По глянцевому, невероятно здоровому румянцу и свежим, кукольным губам. Как во сне, Яков протянул руку и вложил карандаш в большую ладонь, очень теплую на морозе.

— Спасибо, мальчик… — Он повернулся широченной спиной. За нею уже ничего не было видно. — Коллега, будьте добры, — сказал он врачу, — Немного посторонитесь… Хорошо… Хорошо…

Было слышно, как врач севшим голосом спрашивает:

— Что за прибор, доктор? Откуда?

А тот басит:

— Это, доктор, ультразвуковой коагулятор. Опытный образец… Так, жгут можно снять. — Он скинул пальто и закутал Бориса Ивановича. — О, вот и «скорая»!

С этими словами он поднял раненого и положил на носилки так легко и спокойно, что в толпе послышался смех. Бывает вздох облегчения, а тут был смех облегчения. Человек в светлом, ловко сидящем костюме помахал рукой — на ней блеснули часы — и следом за носилками вошел в фургончик «скорой». Провыла сирена — уехали…

На обратном пути ребята прошли мимо школы. Ее окна отсвечивали выжидающей мутной пустотой. Через пять дней кончались каникулы.

Яков заявил: «Этого дела я так не оставлю». И скрылся с глаз. Появился только в школе. Злой, взъерошенный и еще более худой, чем обычно. На вопросы только дергал плечом. После все-таки заговорил. Рассказал, что нашел больницу, а в ней — Бориса Ивановича. Пробрался к нему в палату. Ретушер поправляется, Якову нисколько не обрадовался, от всего отказывается наотрез. От робота со встроенными часами, от волшебного карандаша — от всего… Утверждает, что ретушером он работает недавно, а прежде был мастером по точной механике. И никакого лица он румяному человеку не ретушировал, а делал для него коагулятор… То есть медицинский прибор, которым останавливают кровь при хирургических операциях. Румяный человек оказался не роботом, а врачом, — он, мол, и изобрел этот коагулятор. К бывшему механику румяный приходил за помощью — «довести прибор до ума». Почему прибор хранился не в квартире? Пожалуйста. Он вредный, радиоактивный…

Черт знает что! Я тут же спросил: насчет желобков на ладони вы все выдумали или как? Андрюшка мрачно усмехнулся, а Яков еще мрачней ответил. По словам Бориса Ивановича, прибор имеет «косметическое действие». Шрамик может свести, бородавку.

При этих словах Яков совсем взъерошился, надулся и объявил: мол, в больнице он сидел не зря, со всеми сестрами познакомился и доподлинно знает — румяный к Борису Ивановичу и носа не показал. Его, Якова, на пушку не возьмешь. Он все равно разберется в этой истории.

Хотите знать, что я сам думаю? Яшка и Андрей — великие сочинители. Действительно, их на пушку не возьмешь, и сознаться не заставишь. Мастера! Но одну-единственную деталь они не выдумали. Шрам с Андрюшкиного подбородка исчез. Я уж не спутаю — моя была пометина… Четыре года я расплачивался за нее угрызениями совести. И вдруг — нет шрама. Значит, что-то в их истории не выдумано.

Я подожду конца Яшкиного следствия. Он, в общем-то, серьезный человек. Он разберется.

ЭРНЕСТ МАРИНИН Искатели удовольствий

Я подсек. Уклейка вылетела из воды, промелькнула серебряной искрой и шлепнулась в траву. Я поймал ее, вытащил крючок из верхней губы, пустил добычу в ведерко и накрыл сверху листом лопуха — чтобы она не выпрыгнула и чтобы не так быстро грелась вода.

И тут за спиной у меня раздался вопрос:

— Вы ее будете есть?

«Что он имеет в виду? Что несолидно такую мелочь ловить? А кому какое дело? Ловлю для отдыха, для удовольствия. Нервы успокаиваю. Или он считает, что нехорошо повить ради удовольствия? А кто вы, простите, такой, чтобы задавать вопросы?»

Я поднял голову и посмотрел на него. Было на что.

С первого взгляда — человек как человек; небольшого росточка, худощавый, но крепкий, джинсы затерты до нужной степени, короткая курточка с металлическими пуговицами, с верхней пуговки цацка свисает, вроде вишенки, кепочка какая-то непривычная — а кого сейчас удивишь непривычной кепочкой? Загорелый до оранжевости, выбрит чисто, — но вот глаза…

Глаза у него были большие, круглые, сплошь ровного янтарного цвета, без белка, и с длинными горизонтальными щелями-зрачками. А уши громадные, почти прозрачные, распяленные на тонких косточках, как спинной плавник у ерша. Эти плавники были аккуратно развернуты в мою сторону.

Вид его меня поразил: не был этот тип ни страшным, ни противным, ни смешным, а был он просто вылитый инопланетянин.

Я машинально поправил очки и, наконец, закрыл рот. Очевидно, выражение моего лица было красноречивым, потому что он сказал: