НФ: Альманах научной фантастики. Выпуск 4 (1966)

– Со мной, с "пустоцветом", "рыбьей душой"? Не обманывают ли меня органы слуха, Анджей? Не шутят ли со мной злую шутку органы зрения?

– Перестань балаганить, - отрезала Ольга. - Мне… нам нужен человек… ну, словом, талантливый, разносторонний. Ты больше вращаешься… ну, словом, в разных кругах, и - я подумала…

– Ты права, сестричка, - кивнул Колька. - Разносторонность - сильнейшая сторона моего интеллекта. По разносторонности меня можно приравнять к шару, у которого число граней бесконечно.

– Нет, нет, - испуганно сказала Ольга.

– Вы правы, - вмешался Сыроваров. - Но не нонсенс ли искать многогранность, когда перед глазами Анджей?!

– Нет, нет… - повторила Ольга. - Мне, нам… ну, словом, нужен человек проявившийся, известный…

– Подумаем… - сказал Колька.

– Поразмыслим, - подтвердил Сыроваров.

– Не подойдет ли Z? - после долгой паузы предложил Колька.

– Ни в коем случае! - Сыроваров отрицательно покачал головой. - Только N. Никто, кроме N.

– Ты прав, Анджей Люсьен, Nили проблема вообще неразрешима.

– Кто он такой, этот N? - растерянно спросила Оленька, читавшая, кроме специальной литературы, одних классиков.

– Вы не знаете?! - всплеснул руками Сыроваров, подошел к полкам, вытащил толстый том "Материалы к биографии N и громко, с выражением зачитал приведенные в эпиграфе заключительные слова "резюме".

"Всеобщность… мировой эфир… - про себя повторила Оленька. - Пожалуй, это именно то, что нужно Григорию Соломоновичу…"

7

Я испытывал чувство пустоты, легкости и скольжения.

N. "Воспоминания"

Все в человеке меняется с годами. Подгузник, пройдя стадию коротких штанишек трансформируется в узкие, облегающие джинсы, а затем в приличной ширины брюки спокойных тонов. Распашонка эволюционирует в пиджак, шапочка с помпоном в шляпу. Щеки о годами несколько отвисают, глаза сужаются, затягиваются жирком, как постепенно затягивается льдом полынья, единый акварельно-розовый румянец подразделяется морщинами на несколько мелких, исполненных не акварелью, а маслом лиловатых тонов.

На Nзакон превращений оказал именно такое действие. Только улыбка, отштампованная некогда применительно к юношески округлым щекам, губам, сложенным сердечком, будто в ожидании поцелуя, и широко раскрытым глазам, светящимся неведением, - осталась прежней.

От времени она лишь несколько погнулась и переместилась вбок на слишком обширной для нее плоскости лица - скособочилась, если позволительно применить такое вульгарное, хотя и точное выражение.

Оленьку, направленную для переговоров, Nвстретил благосклонно.

– Во имя науки я готов на все, - проговорил он, выслушав сбивчивые объяснения. - Едем! Такси!

Однако Оленьке он почему-то не понравился.

– Может быть, выставим? - шепнула она в препараторской Григорию Соломоновичу. - Какой-то он…

– Человек как человек, - перебил Люстиков. - Поздно перерешать.

Им владело лихорадочное нетерпение.

– Как знаешь, - грустно сказала Оленька. Специально для Nиз кабинета директора Ветеринарного института в лабораторию притащили глубокое черное кожаное кресло.

– Устраивайтесь поудобнее, - сказал Люстиков. - Для успеха эксперимента необходимо сбросить физическое и нервное напряжение.

N закрыл глаза.

Люстиков собирался подключить электронаркоз, но пациент уже спал.

– Удобный объект, - с сомнением в голосе проговорил Люстиков и, помолчав, как обычно, скомандовал: - Включаем мыслесниматель! Следи за приборами, Оленька! Опыт ответственный. Включаем трансформатор!

Щелк: локатор отыскал и осветил извилину. Но странное дело, она излучала не фиолетовое свечение, типичное для недавней информации, и не лучи, близкие к инфракрасным, характеризующие информацию эпохи детства и юности.

Извилина горела свинцово-сероватым с зеленым отливом светом, который точнее всего можно описать словом"неопределенный".

– Как ртутная лампа, - шепнула Оленька и зябко передернула плечами.

– Поищем другую извилину! - решил Люстиков, берясь за диск направлений.

Локатор, как купальщик из проруби, выскользнул борозды извилины; поверхность коры больших полушарий погасла. Несколько секунд локатор скользил в зеленовато-серой мгле, обозначая свой путь еле заметными искровыми разрядами, потом осветил новую извилину.

Она загорелась тем же тусклым, неопределенным светом.

Локатор часто мерцал, словно мигал в растерянности.

– Снять торможение! - скомандовал Люстиков.

Локатор рванул с места, сразу взяв скорость курьерского поезда. Отработанная извилина гасла с быстротой молнии. Из репродуктора неслось невнятное бормотание; казалось, он захлебывается.

– Перегрев! Перегрев!.. - сдавленным голосом крикнула Оленька.

Запахло резиной. Люстиков выключил аппарат. Стирая со лба пот, он сказал:

– Черт знает что… Непонятно… Никакого сопротивления. Как будто локатор нырял в пустоту. Абсолютная пустота!

Оленька раздвинула шторы и распахнула окно. Стал светло. Медленно рассеивался запах резины. Было тихо, только слышалось спокойное дыхание N.

– Опять неудача, - печально сказала Оленька.

– На сей раз капитальная, - кивнул Люстиков.