Ни-чё себе!

— А я приду и еще напишу! — Ярошка вскакивает, толкает Ромку и вдруг что есть силы вопит: — Казнокрад, казнокрад клад нашел и очень рад!

— Пап! — выставляется удивленно на меня Ромка.

— Ну это ты уж сам разбирайся.

— Ах, ты не такой, Ярошка! — взвизгивает Ромка, подпрыгивает, и через мгновение по лесной дороге мчатся друг за другом два пыльных облачка.

Я еще раз оглядываюсь на пещеру. На верхнем самом большом ее уступе крупными белыми буквами начертано: ПОЛЬЗА.

ДЕЛА КОПЕЕЧНЫЕ

— Нет, больше я с этим парнем никуда не пойду! — Наташа в сердцах бросает хозяйственную сумку на табурет. — Он же позорит меня на каждом шагу!

— Что случилось?

— Ты лучше у своего сына спроси, — сердито кивает она на открытую входную дверь и кричит. — Ярослав! Уснул, что ли? Где не надо, так чересчур шустрый.

В дверях появляется Ярошка. Лицо угрюмое. Пальто расстегнуто, в одной руке — шарф, в другой — шапка, даже ботинки расшнурованы. Ясно, если бы было еще что расстегивать и снимать, подымался бы еще дольше.

— Что случилось, Ярослав?

— Что, что, — бурчит он. — Ничего не случилось. Бросил я эту копейку в кассу.

— Бросил! — вновь взрывается Наташа. — Надо же! Увидел, что я смотрю, вот и бросил. Крохобор несчастный!

— Обзывайся, обзывайся, — слезливо огрызается Ярошка. — А что? Что я такого делаю? Деньги валяются — надо подбирать. Вон дядя по телевизору говорил: «…не следует гнушаться».

— Вот видишь, не понимает. Не доходит. Ты давай с сыном разберись, — доносится уже из кухни голос Наташи.

Легко сказать «разберись». Как будто не разбирался. Толку-то что, когда сын себе в защитники выбрал такой авторитет. Я смотрю на телевизор. В мутном, холодном стекле экрана отражается Ярошкино лицо. Выпуклые глаза изображают напряжение и внимание. Сын готов выслушать меня, но я знаю, слова мои отскочат от его ушей, как от этого полированного ящика, набитого электроникой.

…Поначалу большого значения новому Ярошкиному увлечению мы не придали. Многие ребята деньги копят. Даже неплохо вроде — цену им в какой-то мере узнают. Я сам, помню, копилку имел. Однако у Ярошки увлечение переросло в страсть. Маленькую пластмассовую коробочку из-под конфет он вскоре заменил литровой банкой, на которую надел полиэтиленовую крышку с прорезью, и плотно обмотал крышку изоляционной лентой. Но и эта посудина показалась ему маловатой, и как-то я увидел на его полке трехлитровку. Крышка на ней была так же тщательно примотана, а на стенке банки красовались аккуратные нанесенные желтой масляной краской риски.

— Ты бы ведро взял, — посоветовала Наташа.

— На ведро крышки нет, — пропустил мимо ушей иронию Ярослав и с удовольствием потряс новой копилкой, по дну которой, бренча, заметались редкие медяки.

— Наберу полную, — мечтал сын, — куплю-ю…

Что он купит, Ярошка не договаривал. Видимо, еще не придумал, а продешевить боялся.

— Яроха, а сколько надо на «Волгу»? — спрашивает Ромка, вертясь около брата.

— На «Волгу»? — Ярослав задумывается. — Много, банок десять.

— А на «Запорожец»?

— Меньше, три банки.

— Три банки? — подпрыгивает Ромка. — Наберем, Яроха! Наберем?

— Ништяк, — снисходительно отвечает Ярослав. — Какой разговор!

А «разговор» получился долгий. Уже через некоторое время на вопрос Ромки Ярошка сердито отвечал:

— Быстрый больно. Это тебе не за земляникой ходить.

И Ромка сконфуженно замолкал, вспоминая свое позорное поражение, когда, собравшись с нами по ягоды, вылетел из леса уже через десяток минут. Комары заставили.

Поначалу основным источником поступлений в копилку являлись монетки, которые мы давали Ярошке на мороженое и кино. Иногда сыну перепадала кое-какая мелочь от сдачи в магазине. Но все эти накопления очень медленно утяжеляли банку. Вскоре Ярослав сообразил, что десять копеек копейками значительно больше, чем один гривенник, и начал разменивать серебряные монеты на медные. Кучка металла стала подниматься над дном банки быстрее, но по всему было видно, что скорость ее роста сына не устраивала, и он принялся искать новые источники дохода.

Один из них я обнаружил, когда зашел по какому-то делу в школу. Была перемена. В коридоре, у окна, напротив Ярошкиного класса тесно толпилась кучка галдящих пацанов. Среди голосов выделялся и знакомый — Ярошкин. В центре группки стоял мальчишка и, сложив ладони коробочкой, тряс руками. Он проделывал это так усердно, что голова его подпрыгивала и болталась, будто держалась не на шее, а на упругой резиновой палке.

— Что? — перестав трястись, спросил мальчик у Ярошки.

— Решка!

Ребята громко завопили, а плечи сына опустились. Монета перешла в карман «трясуна». Ярошка подал ему новую монету, снова голова партнера задергалась во все стороны, и вновь неудача. Как дальше складывались бы события не берусь сказать — один из мальчиков обернулся, увидел меня, и толпа тут же распалась. Ярошка тоже решил проскочить было мимо, но я задержал его:

— Во что играем?

Сын замялся:

— …В трясучку.

— Ну и как, много выиграл?