Он поджал губы, но жестом показал, что не возражает, и пропустил ее вперед.
Для начала она провела его по комнатам нижнего этажа. Комнаты были точными копиями одна другой – безликие и скучные. Он ничего не сказал, но Уинни чувствовала, как растет его раздражение.
Они поднялись наверх по задней лестнице.
– Мы отказались от деревянных перил. Нержавеющая сталь намного практичнее.
– И уродливее.
– Но они очень хорошего качества. Вполне оправдывают затраченные деньги.
– Вы считаете, что это то, что я хочу?
Он ни разу не спросил, как она себя чувствует, не улыбнулся ей… даже не поздоровался.
Поэтому без малейших угрызений совести она сказала:
– Насколько я понимаю, то, чего вы хотите, это холодная и обезличенная обстановка, где все подчинено правилам полезности. Разумеется, с качественной мебелью и современной сантехникой.
– А где капитан? – вдруг недовольно спросил он, уставившись на абстрактный эстамп на стене, где раньше гордо красовался портрет капитана.
Ага, он недоволен. Значит, не все потеряно.
Возможно не все. Уинни не тешила себя пустыми надеждами. Хотя…
– Наверное, куда-то выбросили.
– Вы выбросили портрет вместе с мусором? – изумился он.
Конечно же она не выбросила – портрет у нее дома в гостиной. Но Ксавьеру незачем это знать.
– Поправьте меня, если ошибаюсь, но, помнится, вы говорили, что эта картина – штамповка. Я учла ваше замечание.
Он поджал губы. Эти губы, которые сейчас сердито вытянулись в струнку, совсем недавно целовали ее и возносили в рай. А потом эти же губы произнесли отвратительные, злые слова, которые ввергли ее в ад.
– Уинни?
Она очнулась.
– Да… сэр?
Он так крепко сжал челюсти, что вполне мог сломать зуб.
– Мотель безобразный. Я в ужасе!
– Это обратная сторона медали – вам ведь нужны респектабельность и однообразие. Вы это и получили.
– А как же испанский стиль?
– О, эта была затея Эгги, а у вас другие цели.
Уинни остановилась перед «Апартаментами Виндзор», переименованными в «Апартаменты Лоренцо». Надо кончать с этим спектаклем. Она открыла дверь и вошла первая.
Ксавьер замер на пороге.
– Это напоминает тюремную камеру.
– Я стремилась к такому эффекту.
У него задергалась щека.
– Наслаждаешься своей местью?
– Это началось как месть, Ксавьер. Тобой началось. – Уинни прошла в комнату. – Закрой дверь.
Он не стал входить и спросил:
– Не боишься, что я тебя придушу?
– Ты уже разбил мне сердце, так что за свою шею я не опасаюсь. – Уинни послала ему официально-вежливую улыбку.
Он все-таки вошел и закрыл за собой дверь. Дверь не хлопнула, разумеется, потому, что в мотеле все было отрегулировано… как и он сам.
– Обрати внимание на портреты.
Застекленные портреты Эгги и Лоренцо смотрели друг на друга с противоположных стен.
Глаза Ксавьера гневно засверкали.
– А что это за полосы на портретах?
– Тюремные решетки. Это моя авторская работа. Решетки не на самих портретах, а на стекле. Я не настолько вредная, чтобы испортить фотографии.
– Но чего ты добиваешься?
– О, много чего, но сейчас я утратила к этому желание. – Она усмехнулась. – Пойми наконец, что мотель сейчас – это отражение тебя и твоего мира, который ты для себя выбрал…
– Это – твоя интерпретация моего мира, – бросил ей он.
– Ты живешь по стерильным канонам, а я не намерена расточать тепло и гостеприимство там, где их не ценят!
Он побледнел.
– Ты хотел, чтобы «Вилла Лоренцо» стала памятью твоему деду. – Уинни указала на портрет Лоренцо. – Он был человеком, который убежал от любви, не решился отдать за любовь все. Что он получил? Из того, что я знаю, ничего, кроме сожалений. Решетку на стекле нарисовала я, но он сам заключил себя туда. Он сам приговорил себя прожить неполноценную жизнь.
Ксавьера проняла дрожь.
– Ты его не знала.
– А ты… жить вот так… в гордом одиночестве! Значит, таким образом ты хочешь почтить его память? Неужели ты не видишь, что это насмешка над человеком, который бродил с тобой по старому городу, который играл с тобой и любил тебя? Ты думаешь, что будешь счастлив в той жизни, что создал для себя? Думаешь, что он был бы счастлив видеть, как ты убежал от любви? И это наследство ты оставишь Луису?
Ксавьер с искаженным лицом ткнул в нее пальцем.
– Ты…
– Уволена?
Тяжело дыша, они сверлили друг друга взглядом.
– Мое заявление об увольнении найдешь на столе.
Сказав это, она повернулась к портрету Эгги.
– Я не знаю, почему Эгги не поехала следом за Лоренцо, но я не собираюсь повторять ее ошибку.
Она подошла к Ксавьеру, схватила его за шелковый галстук и прижалась губами к его рту. Это был поцелуй не порядочной, воспитанной девушки, а необузданной, страстной женщины.
Прежде чем он смог обнять ее за талию, она отпустила его и отошла.
– Я люблю тебя, Ксавьер. Если у тебя хватит смелости, то ты меня найдешь.
И ушла не оглянувшись.
Глава 12
Ксавьер не помнил, сколько времени прошло после ухода Уинни. Когда гул в ушах и громкий стук сердца утихли, он ощутил гнетущую тишину.
Его жизнь не такая бесцветная, как она нарисовала! В его жизни была любовь… и счастье было. И у него есть Луис.
«Когда в последний раз тебе было по-настоящему легко и хорошо?»