Кто сказал, что машина не может
И не хочет работать на нас?!
Песня о двух красивых автомобилях
Без запретов и следов,
Об асфальт сжигая шины,
Из кошмара городов
Рвутся за город машины,—
И громоздкие, как танки,
«Форды», «линкольны», «селены»,
Элегантные «мустанги»,
«Мерседесы», «ситроены».
Будто знают — игра стоит свеч.
Это будет — как кровная месть городам!
Поскорей — только б свечи не сжечь,
Карбюратор — и что у них есть еще там…
И не видно полотна —
Лимузины, лимузины…
Среди них, как два пятна,
Две красивые машины,—
Будто связанные тросом
(А где тонко, там и рвется).
Аксельраторам, подсосам
Больше дела не найдется.
Будто знают — игра стоит свеч.
Только б вырваться — выплатят все по счетам.
Ну а, может, он скажет ей речь
На клаксоне… и что у них есть еще там…
Это скопище машин
На тебя таит обиду,—
Светло-серый лимузин,
Не теряй ее из виду!
Впереди, гляди, разъезд,—
Больше риска, больше веры!
Опоздаешь! Так и есть —
Ты промедлил, светло-серый!
Они знали — игра стоит свеч.
А теперь — что ж сигналить
рекламным щитам?!
Ну а, может, гора ему с плеч,—
Иль с капота — и что у них есть еще там…
Нет, развилка — как беда.
Стрелки врозь — и вот не здесь ты!
Неужели никогда
Не сближают нас разъезды?
Этот сходится, один,—
И, врубив седьмую скорость,
Светло-серый лимузин
Позабыл нажать на тормоз.
Что ж съезжаться — пустые мечты?
Или это есть кровная месть городам…
Покатились колеса, мосты —
И сердца — или что у них есть еще там…
«Один музыкант объяснил мне пространно…»
Один музыкант объяснил мне пространно,«…»
Что будто гитара свой век отжила,—
Заменят гитару электроорганы,
Электророяль и электропила…
Но гитара опять
Не хочет молчать —
Поет ночами лунными,
Как в юность мою,
Своими семью
Серебряными струнами!..
Я слышал вчера — кто-то пел на бульваре:
И голос уверен, и голос красив…
Но мне показалось — устала гитара
Звенеть под его залихватский мотив.
И все же опять
Не может молчать —
Поет ночами лунными,
Как в юность мою,
Своими семью
Серебряными струнами!..
Электророяль мне, конечно, не пара,
Другие появятся с песней другой.
Но кажется мне, не уйдем мы с гитарой
На заслуженный и нежеланный покой.
Гитара опять
Не хочет молчать —
Поет ночами лунными,
Как в юность мою,
Своими семью
Серебряными струнами!..
Пожары
Пожары над страной все выше, жарче, веселей.
Их отблески плясали в два притопа, три прихлопа,
Но вот судьба и время пересели на коней,
А там в галоїд под пули в лоб —
И мир ударило в озноб
От этого галопа.
Шальные пули злы, слепы и бестолковы,
А мы летели вскачь — они за нами влет.
Расковывались кони — и горячие подковы
Летели в пыль на счастье тем, кто их потом найдет.
Увертливы поводья, словно угри,
И спутаны и волосы и мысли на бегу,
А ветер дул и расправлял нам кудри
И распрямлял извилины в мозгу.
Ни бегство от огня, ни страх погони — ни при чем,
А время подскакало, и — фортуна улыбалась.
И сабли седоков скрестились с солнечным лучом.
Седок — поэт, а конь — Пегас,
Пожар померк, потом погас,
А скачка разгоралась.
Еще не видел свет подобного аллюра!
Копыта били дробь. Трезвонила капель.
Помешанная на крови, слепая пуля-дура
Прозрела, поумнела вдруг — и чаще била в цель.
И кто кого — азартней перепляса,
И кто скорее — в этой скачке опоздавших нет,
А ветер дул, с костей сдувая мясо
И радуя прохладою скелет.
Удача впереди и исцеление больным —
Впервые скачет время напрямую, не по кругу.
Обещанное завтра будет горьким и хмельным…
Легко скакать — врага видать,
И друга тоже… Благодать!
Судьба летит по лугу!
Доверчивую Смерть вкруг пальца обернули,—
Замешкалась она, забыв махнуть косой.
Уже не догоняли нас и отставали пули.
Удастся ли умыться нам не кровью, а росой?!
Пел ветер все печальней, глуше,
Навылет время ранено, досталось и судьбе.
Ветра и кони — и тела и души
Убитых — выносили на себе.
Канатоходец
Он не вышел ни званьем, ни ростом.
Не за славу, не за плату —
На свой, необычный манер —
Он по жизни шагал над помостом —
По канату, по канату,
Натянутому, как нерв!..
Посмотрите! Вот он без страховки идет!
Чуть правее наклон — упадет, пропадет!
Чуть левее наклон — все равно не спасти!..
Но, должно быть, ему очень нужно пройти
Четыре четверти пути!
И лучи его с шага сбивали,
И кололи, словно лавры.
Труба надрывалась — как две!
Крики «браво!» его оглушали,
А литавры, а литавры —
Как обухом по голове!
Посмотрите! Вот он без страховки идет!
Чуть правее наклон — упадет, пропадет!
Чуть левее наклон — все равно не спасти!..
Но теперь ему меньше осталось пройти —
Уже три четверти пути!
Ах, как жутко, как смело, как мило!
Бой со смертью — три минуты!
Раскрыв в ожидании рты,
Из партера глядели уныло —
Лилипуты, лилипуты —
Казалось ему с высоты.
Посмотрите! Вот он без страховки идет!
Чуть правее наклон — упадет, пропадет!
Чуть левее наклон — все равно не спасти!..
Но спокойно. Ему остается пройти
Всего две четверти пути…
Он смеялся над славою бренной,
Но хотел быть только первым,—
Такого попробуй угробь!
Не по проволоке над ареной —
Он по нервам — нам по нервам —
Шел под барабанную дробь!
Посмотрите! Вот он без страховки идет!
Чуть правее наклон — упадет, пропадет!