Ни единою буквой не лгу: Стихи и песни

Чуть левее наклон — все равно не спасти!..

Но — замрите! Ему остается пройти

Не больше четверти пути…

Закричал дрессировщик —

И звери

Клали лапы на носилки…

Но прост приговор и суров:

Был растерян он или уверен —

Но в опилки, но в опилки

Он пролил досаду и кровь!

И сегодня другой без страховки идет.

Тонкий шнур под ногой — упадет, пропадет!..

Вправо, влево наклон — и его не спасти!

Но зачем-то ему тоже нужно пройти

Четыре четверти пути…

Про конькобежца на короткие дистанции, которого заставили бежать на длинную

Десять тысяч — и всего один забег

остался.

В это время наш Бескудников Олег

зазнался.

Я, мол, болен, бюллетеню, нету сил —

и сгинул!

Вот наш тренер мне тогда и предложил:

беги, мол.

Я ж на длинной на дистанции помру —

не охну:

Пробегу, быть может, только первый круг —

и сдохну!

Но сурово эдак тренер мне: мол, надо,

Федя,

Главно дело — чтобы воля, говорит, была

к победе.

Воля волей, если сил невпроворот,—

а я увлекся:

Я на десять тыщ рванул, как на пятьсот,—

и спекся!

Подвела меня — ведь я предупреждал!

дыхалка:

Пробежал всего два круга — и упал.

А жалко!

И наш тренер, экс- и вице-чемпион

ОРУДа,

Не пускать меня велел на стадион,—

иуда!

Ведь вчера мы только брали с ним с тоски

по банке,

А сегодня он кричит: «Меняй коньки —

на санки!»

Жалко тренера, — он тренер неплохой,—

ну бог с ним!

Я ведь нынче занимаюся борьбой

и боксом.

Не имею больше я на счет на свой

сомнений.

Все вдруг стали очень вежливы со мной,

и — тренер.

Песня о сентиментальном боксере

Удар, удар… Еще удар… опять удар — и вот

Борис Буткеев (Краснодар) проводит апперкот.

Вот он прижал меня в углу, вот я едва ушел…

Вот апперкот — я на полу, и мне нехорошо!

И думал Буткеев, мне челюсть кроша:

И жить хорошо, и жизнь хороша!

При счете семь я все лежу — рыдают землячки.

Встаю, ныряю, ухожу — и мне идут очки.

Неправда, будто бы к концу я силы берегу,—

Бить человека по лицу я с детства не могу.

Но думал Буткеев, мне ребра круша:

И жить хорошо, и жизнь хороша!

В трибунах свист, в трибунах вой: —

Ату его.

Он трус. — Буткеев лезет в ближний бой —

А я к канатам жмусь.

Но он пролез — он сибиряк,—

Настырные они,—

И я сказал ему: «Чудак!

Устал ведь — отдохни!»

Но он не услышал — он думал, дыша,

Что жить хорошо и жизнь хороша!

А он все бьет — здоровый, черт, — я вижу — быть беде.

Ведь бокс не драка — это спорт отважных и т. д.

Вот он ударил — раз, два, три —

И… сам лишился сил,—

Мне руку поднял рефери, которой я не бил.

Лежал он и думал, что жизнь хороша.

Кому хороша, а кому — ни шиша.

Песня про правого инсайда

Мяч затаился в стриженой траве,

Секунда паузы на поле и в эфире…

Они играют по системе «дубль-ве»,—

А нам плевать, у нас — «четыре-два-четыре».

Ох инсайд! Для него — что футбол, что балет,—

И всегда он играет по правому краю.

Справедливости в мире и на поле нет,—

Потому я всегда только слева играю.

Мяч затаился в стриженой траве,

Секунда паузы на поле и в эфире…

Они играют по системе «дубль-ве»,—

А нам плевать, у нас — «четыре-два-четыре».

Вот инсайд гол забил, получив точный пас.

Я хочу, чтоб он встретился мне на дороге,—

Не могу: меня тренер поставил в запас,

А ему сходят с рук перебитые ноги.

Мяч затаился в стриженой траве,

Секунда паузы на поле и в эфире…

Они играют по системе «дубль-ве»,—

А нам плевать, у нас — «четыре-два-четыре».

Ничего! Я немножечко повременю,

И пускай не дают от команды квартиру —

Догоню, я сегодня его догоню,—

Пусть меня не заявят на первенство мира.

Мяч затаился в стриженой траве,

Секунда паузы на поле и в эфире…

Они играют по системе «дубль-ве»,—

А нам плевать, у нас — «четыре-два-четыре».

Ничего! После матча его подожду —

И тогда побеседуем с ним без судьи мы,—

Пропаду, чует сердце мое — попаду

Со скамьи запасных на скамью подсудимых.

Мяч затаился в стриженой траве,

Секунда паузы на поле и в эфире…

Они играют по системе «дубль-ве»,—

А нам плевать, у нас — «четыре-два-четыре».

Песенка про метателя молота

Я раззудил плечо — трибуны замерли,

Молчанье в ожидании храня.

Эх, что мне мой соперник — Джонс ли,

Крамер ли,—

Рекорд уже в кармане у меня!

Заметано, заказано, заколото,—

Мне кажется, я следом полечу.

Но мне нельзя, ведь я — метатель молота:

Приказано метать — и я мечу.

Эх, жаль, что я мечу его в Италии,—

Я б дома кинул молот без труда —

Ужасно далеко, куда подалее,

И лучше — если б враз и навсегда.

Я был кузнец, ковал на наковальне я,

Сжимал свой молот и всегда мечтал:

Закинуть бы его куда подалее,

Чтобы никто его не разыскал.

Я против восхищения повального,

Но я надеюсь: года не пройдет —

Я все же зашвырну в такую даль его,

Что и судья с ищейкой не найдет.

А вот сейчас, как все и ожидали, я

Опять его метнул себе во вред —

Ужасно далеко, куда подал ее,

Так в чем успеха моего секрет?

Сейчас кругом корреспонденты бесятся.

«Мне помогли, — им отвечаю я,—

Подняться по крутой спортивной лестнице

Мой коллектив, мой тренер и — семья».

Разбег, толчок… И стыдно подыматься:

Во рту опилки, слезы из-под век,—

На рубеже проклятом два двенадцать

Мне планка преградила путь наверх.

Я признаюсь вам, как на духу: