Ни пуха вам, ни пера

"Не слезу!" — кричит Стратон Стратилатович.

Потом уж берут Стратона Стратилатовича под мышки и укладывают на диван,

А он еще и на диване добивает секача.

"Не слезу, — говорит, — пока не прикончу!"

Так до сих пор никто и не знает, удалось ли Стратону Стратилатовичу слезть с этого свирепого вепря-секача, или он до сих пор еще держится за ветку…

Секач — страшный зверь, так что и после четвертой стопки не очень-то слезешь…

Но почему мы все время говорим о вепре-бобыле, о секаче?

Да потому, что мы, охотники, люди храбрые, а уж если идем на дикого кабана, то на такого, чтобы после можно было кое-чем и похвастаться и кое-что показать…

Представьте себе на стене вашего кабинета голову секача со страшными зубищами-клыками.

Слава не только вам, но и всему вашему роду-племени.

Ясное дело, охотясь на секача, можно попутно десяток других кабанов или свиней убить, которые помельче… Но главная ваша цель — секач!

Поросят не трогайте.

Убить поросенка — это все равно, что убить на озере утенка, у которого еще и зубы не прорезались.

Стыд и срам для настоящего охотника.

* * *

Секач, несмотря на свой вес и короткие ноги, очень быстро бегает.

Один охотник, к тому же довольно опытный, рассказывал мне, как секачи бегают.

Кузьмой Демьяновичем зовут моего приятеля, вот он-то и рассказывал:

— Охотились мы с компанией в Бабьей балке. А Бабья балка с одной стороны подходит к глубокому-глубокому оврагу. Вдоль балки — лес. За оврагом начинается болото, поросшее камышом, дальше речка. Охотились мы на зайцев, лисичек, одним словом, на все, что попадется под руку. Был с нами и местный дедок-охотник. Прошли мы балку, приблизились к оврагу, сели на пригорок, закурили, отдыхаем. Краса какая, куда ни посмотришь! Камыши, между ними кое-где озера, а за камышами серебристо-голубая лента реки… По ту сторону речки лесок… Около лесочка — хуторок из трех хат… На взгорье возле хутора овечки пасутся. Слышно, как на хуторе и девчата "Черноморца" выводят:

Bивiв мене, босую,

Та й питае:

Чи е мороз, дiвчино,

Чи нема-а-а-е-е-е?

Смотрел бы вот так и не насмотрелся… Слушал бы и не наслушался…

Так вот, сидели, слушали, природой любовались. Как вдруг местный дедок говорит:

— А в этом болоте табун диких свиней есть! И секач тут огромный-преогромный бродит.

— Мы все, — говорит Кузьма Демьянович, — аж подпрыгнули.

— Где?

— Да вот здесь, в болоте!

— Неужто? — мы к нему. — А видел ли его кто-нибудь в этом болоте?

— Почему бы и не видать? Видали! А сколько он у нас овощей на огородах да свеклы уничтожил! Да я и сам секача видел. Пудов пятнадцать будет, если не больше. Стра-ашный зверь!

— Вы же понимаете, — продолжал Кузьма Демьянович, — что мы сразу же решили пройтись по болоту, авось удастся набрести на свиней. Было нас шестеро. Решили так: я, как самый старший, — мне уже тогда на пятьдесят шестой повернуло, — должен пройти от оврага в глубь камышей и ждать, а остальные должны зайти с противоположной стороны и направляться ко мне метров на тридцать один от другого.

Загонщиков у нас не было, мы сами, видите ли, и загонщики и стрелки. Дедок не пожелал с нами идти.

— Боюсь, — говорит…

Пошли мы в камыш, а дедок спустился в балку.

— Может, — говорит, — где-нибудь зайчишку всполошу.

— Вошел я в камыш, — продолжал Кузьма Демьянович, — прошел немного, остановился, осматриваюсь. В самом деле, как будто какие-то тропинки сюда и туда в камышах ведут, "Не наврал, как видно, дедок", — думаю. Прошел еще немного дальше в камыш, выбрал для себя что-то вроде небольшой полянки, остановился, прислушиваюсь… Ничего не слышно… Только камыш шелестит, да иногда где-нибудь в стороне зашуршит болотная крыса. И опять тихо. Долго я стоял, уже пора и товарищам подойти, а их нет как нет… Я, сказать по правде, вздремнул. Стою, значит, дремлю. Вдруг оно как зашумит в камыше, как захрюкает, я так и подпрыгнул. Подпрыгнул и верчусь на месте, как юла, не знаю, в какую сторону удирать. А оно опять как хрюкнет! Я как махнул из камыша, так мигом подле оврага очутился… Услыхал только, как от меня что-то шмыгнуло и бросилось к речке. Куда там! Я даже не успел подумать, что оно такое? Выскочил из камыша и помчался к оврагу. А из оврага, как борзая, помчался к лесу и — на грушу! Сел, взвел курки, жду. Долго сидел, нет ничего. Наконец слышу — зовут:

— Кузьма Демьянович! Кузьма Демьянович! А-гей! Где вы? А-гей-гей!

— Я тут! — кричу. — На секача засел! На груу-уше!

— Слеза-а-а-айте!

— Не слезу! — кричу.

И в самом деле, я-то не прочь слезть, да не могу. Груша высокая, старая груша, можно сказать, и до половины ни сучьев, ни ветвей гладкий ствол! Как я на нее влез, хоть убейте, сам не пойму…

Подошли товарищи. Спустили меня с груши.

— Видели что-нибудь? — спрашиваю.

— Ничегошеньки не видели, — говорят.

— Да как же так, — говорю. — Как же не видели, если оно хрюкало, да и не раз… И шмыгнуло мимо меня! Я от него, а оно от меня. А что хрюкнуло, пускай меня бог убьет, — говорю, — если своими ушами не слышал…

— Так это вы, значит, — спрашивает Иван Петрович, — на овраг подались?