Ни слова больше!

— Вот зараза. — Я опускаю шпатель в тесто. — Ты права. Ну почему я такая никудышная подруга?

Беру миску, намереваясь избавиться от ее содержимого. Элли меня останавливает:

— Эй, для Мэйсона сгодится. И ты не плохая подруга. Просто не очень внимательная.

— Вот и я о том же. — Хлопаю ладонью по столешнице. — По идее, я должна обращать внимание на детали. Иначе какая из меня журналистка, если я даже не помню об аллергии лучшей подруги?

Элли пожимает плечами:

— Разбираться в книгах и разбираться в людях — разные вещи.

— А ты-то когда успела помудреть? — мычу я.

Впрочем, насчет Мэйсона она права: ему печенье не помешает. Он прорыдал у Нади на плече всю вчерашнюю панихиду по мистеру Соломону. Поймав мой вопрошающий взгляд, она шепнула: «Он был другом их семьи». Опять же, как вышло, что я об этом не знаю?

— Я всегда была мудра, — весело отвечает Элли. — Ты просто меня в упор не замечала, пока твой круг общения не уменьшился… — Она обводит глазами кухню, словно ожидая появления гостей. — …до одной меня.

Я замахиваюсь на нее кухонным полотенцем, и когда сестра уворачивается, замечаю, какая на ней красивая юбка.

— Кудай-то ты так вырядилась? — спрашиваю.

— Иду в кино с Пейдж Силверман, — отвечает она, бросая взгляд на часы на микроволновке. — Ее мама заедет за мной с минуты на минуту.

— Это что, свидание? — поражаюсь я.

— Возмо-о-ожно, — хитро тянет Элли. — Если ей повезет.

За окном сигналит машина, сестра подскакивает к миске и зачерпывает пальцем тесто.

— Это они, — говорит она и отправляет палец в рот. Лицо тут же меняется, и она выплевывает тесто. — Фу, Бринн, ты сколько соли туда набухала? Гадость какая.

— Сколько сказано, столько и положила, — говорю и беру пачку со смесью, чтобы свериться с рецептом. — Одну ложку.

— Дай-ка сюда. — Элли выхватывает у меня пачку и качает головой. — Тут стоит «ч. л.», а ты, наверное, столовую бухнула. Вот балбесина.

— Да пропади все пропадом! — взрываюсь я и опрокидываю миску в раковину, смутно сознавая, что реагирую неадекватно. На этот раз, однако, Элли меня не останавливает.

— Купи ему готовое печенье, — говорит она. И уже от двери: — Желаю хорошо провести вечер!

После ее ухода тяжело опускаюсь на стул, проклиная себя за все дурацкие решения, которые привели меня к полному одиночеству в субботний вечер, да еще с пересоленным тестом в придачу. Тупо гляжу в телефон и пролистываю сообщения в поисках случайно пропущенного. Ничего нового. Со вздохом открываю почту и перечитываю статью в «Профсоюзном лидере», хотя уже выучила ее наизусть.

Итак, если мистер Ларкин на самом деле Уильям Роббинс из Нью-Гэмпшира, то Майкл Роббинс — тот самый брат, о котором он спьяну проболтался Полу Голдштейну. Ради которого перешел в Сент-Амброуз. Логично предположить, что мистер Ларкин говорил об одном из моих одноклассников. Тогда почему же никто об этом не обмолвился, когда он умер?

Вглядываюсь в фотографию Лайлы Роббинс из школьного альбома, и меня гложут сомнения: она действительно кого-то напоминает или мне хочется, чтобы она кого-то напоминала? Восемнадцатилетняя Лайла была красавицей, но кто знает, как она выглядит сейчас? Исчезла она четырнадцать лет назад, в двадцать шесть. Теперь ей должно быть сорок.

Вчера я погуглила «Декстера Роббинса» и не нашла ничего, кроме протокола собрания мэрии трехлетней давности, где он категорически возражал против повышения налога на недвижимость. Лайла Роббинс — вообще привидение. Единственное упоминание о ней — та самая статья в «Профсоюзном лидере» об их с малышом исчезновении. Если Декстер до сих пор разыскивает беглецов, то к помощи прессы он не прибегал. Неудивительно, с его-то репутацией! Лайла и Майкл как сквозь землю провалились. Судя по намекам соседа, они не хотят, чтобы их нашли.

Открываю фотографии и просматриваю те, что успела скачать, пока еще имела доступ к ресурсам «Мотива». Вот проклятый камень, от вида которого каждый раз мурашки по коже. Серебряная цепочка, которая ставит меня в тупик, потому что не помню, чтобы мистер Ларкин носил украшения. И бирюзовый, обклеенный стикерами конверт, который…

Черт. Не может быть.

Воспоминание накатывает волной, у меня перехватывает дыхание. Я знаю, где видела тот конверт, и было это вовсе не в школе. Вскакиваю на ноги и хватаю со стола ключи — наконец-то у меня появилось занятие.

* * *

Открыв дверь, Шарлотта, мягко говоря, не прыгает от радости.

— Сегодня я никого не приглашала, — сообщает она, хотя наряжена, как кукла. Наши с ней субботние прикиды настолько разные, что сразу понятно: она не одна. На Шарлотте блестящий черный топ и джинсы; губы ярко накрашены, глаза подведены. Я же вымазана тестом, которое спешу стереть со лба под ее недвусмысленным взглядом. — И даже если бы приглашала…

Успеваю просунуть носок в закрывающуюся передо мной дверь.

— Я ищу Триппа, — говорю.

— Я его не видела, — холодно заявляет Шарлотта.