Ни слова о ведьмах!

— Знаешь, если посчитать, сколько собственной энергии я в него вкачал, то, полагаю, сейчас Шторм больше мой, чем твой фамильяр, — с иронией ответил Ингмар. Фыркнул от смеха, заметив, как я встревоженно напряглась после этого, и мягко добавил: — И не надо так хмуриться. Это временное явление, дорогая моя. Через несколько дней, быть может, недель, все вернется на круги своя. Моя энергия уйдет из Шторма, заменившись твоей.

— Хотелось бы верить, — хмуро пробормотала я. — Если ты не заблокируешь этот процесс, конечно.

В светлых глазах Ингмара заплясали озорные смешинки, и я невольно сжала кулаки от усилившегося волнения.

— И в мыслях не было, — поспешил он меня успокоить. — Зачем мне так поступать?

О, вот как раз ответ на этот вопрос дать очень легко. Без фамильяра я лишусь львиной доли своих способностей. Стану очень уязвимой и слабой. А следовательно, о новом побеге придется забыть. А я не хочу в тюрьму! Потому что не считаю себя виновной в том давнишнем преступлении!

— Так, — спокойно проговорил Ингмар, перестав улыбаться. — Судя по всему, у нас назрела необходимость серьезного разговора по душам.

Потянул меня за руку, и я вновь села.

— Разве? — глухо отозвалась я, опустив голову и мрачно уставившись на свои колени, укрытые одеялом. — По-моему, ты сказал мне все, что счел нужным. В твоей записке…

Как я ни старалась сохранить невозмутимость, но на последней фразе голос постыдно задрожал и едва не сорвался.

В следующее мгновение теплая ладонь Ингмара прикоснулась к моему подбородку. Я попыталась отстраниться, но почти сразу сдалась. С глухой обреченностью подняла голову и посмотрела на него.

— Во-первых, Эрика Харрис, — начал Ингмар, словно не заметив, как от своей настоящей фамилии я вся съежилась, — я знаю, что ты сделала десять лет назад.

Я была почти готова ударить по Ингмару боевыми чарами. Бежать! Все, что мне остается, — лишь бежать!

— Ты ничего не сделала, — торопливо продолжил блондин, видимо, прочитав мои эмоции по лицу. — Абсолютно.

— К-как? — запинаясь, выдохнула я.

Я не хотела, но память жестоко швырнула меня в те давнишние события.

Огонь. Все стены комнаты были охвачены магическим огнем. Выход отрезала неприступная стена пламени. Трескучего, оранжевого, не способного обратиться в настоящий пожар, но от этого не менее смертельного для обычного человека.

Я всхлипывала от ужаса, прячась за спиной матери. Запястья, перехваченные зелеными антимагическими лентами, неприятно зудели.

Мать еще была жива, еще дышала, еще стояла на ногах, хотя в груди ее что-то страшно хрипело и свистело при каждом вздохе. По опущенной руке тонкой струйкой сбегала темно-багровая вязкая жидкость. Она медленно капала с кончиков ухоженных длинных ногтей на пол, впитываясь в ковер ручной работы, и по комнате плыл странный запах, который вкусом медной монетки оседал на языке и нёбе.

— Ашер, послушай, — тяжело дыша, делая остановку после каждого слова, попросила мать, — прекрати все это. Ты не понимаешь…

— Я все прекрасно понимаю.

От звуков знакомого и некогда любимого голоса я вздрогнула. В щеке, онемевшей после недавней оплеухи, еще сильнее вспыхнула и запульсировала боль. Во рту солоно, видимо, пощечиной он разбил мне губы.