Родители всячески пытались заставить меня быть более общительным. Они прятали мои приставки. Записывали меня в клубы. Заставляли заниматься спортом. Но ничего не получалось. Я был вполне счастлив быть интровертом, тихим и занудой, но это не имело значения: все остальные хотели, чтобы я был таким же, как мои братья и сестра.
Со временем я привык быть незаметным. Я привык к тому, что мои родители целыми днями возили остальных детей на тренировки и обратно, а от меня ждали, что я буду сидеть в автобусе шесть часов, чтобы попасть на игровой съезд. Я привык к тому, что они проводят все выходные на соревнованиях по гимнастике или футбольных матчах и не обращают внимания на то, что я выиграл шахматный турнир в округе. Я привык к тому, что они выкладывают тысячи фунтов в месяц на новые тренажеры, купальники и индивидуальные занятия, когда мои братья и сестры просят об этом, но отказывают мне в посещении юношеских курсов по кодингу, потому что плата в пять фунтов в неделю была слишком велика.
Я получил четкое и ясное послание: то, чего хотел я, было не так важно, как то, чего хотели мои братья и сестра. И это было нормально, потому что я понимал, что играю на перспективу. Когда-нибудь я стану успешным и докажу всем, что я не просто глупый ребенок, играющий в видеоигры. Я докажу, что я действительно хорош в этом деле. У меня была ценность, даже если они не заметили ее сразу.
Я так давно хотел подписать контракт с крупной игровой корпорацией, и теперь он висит прямо передо мной, достаточно близко, чтобы до него дотронуться. Все, что мне нужно сделать, — это протянуть руку и взять ее.
Ками допивает свою бутылочку и резко бросает ее ко мне на колени, при этом ее лицо напрягается. Я прикасаюсь к ее щекам, и она надувает губки, ее большие карие глаза слезятся.
— О, детка, — бормочу я, когда она снова начинает плакать, промочив переднюю часть моей рубашки. — Все хорошо. Мы скоро будем дома.
Бедная Ками ненавидит почти каждую секунду этой поездки. Она была грустной и ворчливой почти все время, пока мы находимся здесь. Я вытираю ей лицо и целую, а она только сильнее плачет, упираясь кулачками в мою рубашку. Я помогаю ей отрыгнуть, но даже после этого она продолжает всхлипывать, как будто у нее разбито сердце.
— Мне не следовало привозить ее сюда.
Я поднимаю глаза на Себастьяна. Он стоит в дверях ванной, пока Сайрус бреется, и смотрит на свою дочь с пустым выражением лица. Он выглядит измученным. Я уверен, что мы все так выглядим — Ками просыпается каждые полчаса по ночам. Мы почти не спали всю неделю.
— Может быть, она не была готова к каникулам, — признаю я. — Наверное, для нее это странно — быть в новом месте…
— Дело не в новом месте, — коротко говорит он. — Ее оставили на чертовом пороге, а через несколько часов она уже смеялась и улыбалась. Из-за Бет. — Он смотрит вниз на свою дочь. — Я думал, что меня будет достаточно для нее. Но это не так. Я не могу сделать ее счастливой, в отличии от Бет.
Я протираю глаза.
— Бет — опытный специалист. Ты стал отцом всего несколько недель назад. Позволь себе расслабиться.
Он смотрит в окно, его челюсть напряжена.
— Я недостаточно хорош для нее, — тихо говорит он. Я не уверен, о ком он говорит — о Бет или о Ками.
Прежде чем я успеваю спросить, у меня звонит телефон. Я опускаю взгляд и вижу, что на экране высвечивается номер нашего домовладельца. Я сразу же принимаю звонок и переключаю его на громкую связь.
— Алло? — спрашиваю я. — Это Билл?
Себ и Сайрус сразу же оживляются и садятся рядом со мной на кровать.
—
Не то чтобы меня это волновало.
— Отлично. Ты видел Бет? — спрашиваю я, сразу переходя к делу.
—
— Она выглядела расстроенной? — спрашивает он через мое плечо.
—
— Черт, — простонал Сайрус, проводя руками по лицу. — О, Боже. Что-то случилось. Она ранена.
Себ наклонился вперед.
— Мы обеспокоены ее самочувствием, — говорит он в трубку. — Она выглядела больной? Ранимой?
—
— Что?