Нянечка для соседей

— Ты серьезно предпочитаешь военный лагерь своему собственному дому? С двухминутным холодным душем и четырьмя часами работы в день? Ни видеоигр, ни телевизора, ни девушек? Ты предпочитаешь это?

Я киваю. Без вопросов. Я не хочу возвращаться домой. Они не хотят меня там видеть. Ни мама, ни папа. Ни даже Стив. У меня ничего нет дома.

На секунду на его лице появляется грусть. Он кивает, вставая.

— Хорошо. Тогда ты не вернешься назад. Возвращайся в строй.

* * *

Позади меня раздаются шаги, и я моргаю, выходя из транса.

— Я постирала твои старые одеяла для кроватки, — тихо говорит мама. — Они всегда нравились тебе больше, чем наматрасник. — Она протягивает мне сложенную стопку белья. Я раздумываю мгновение, затем беру их.

— Спасибо.

Она садится на диван и смотрит, как я аккуратно застилаю кроватку, затем укладываю Ками на новые простыни, вытирая слюни с ее маленькой щечки.

— Себастьян, — нерешительно начинает она, — насчет того, что сказал Стивен.

— Мне все равно, — говорю я. — Мне действительно все равно, мама.

Это правда. Я уже даже не злюсь.

— Мне все равно, как ты со мной обращалась. Мне все равно, была ли ты права или нет, были ли у тебя причины, или ты сожалеешь. Все это не имеет значения. Сейчас меня волнует только Ками.

Она усмехается.

— Не смеши меня. Ты только недавно узнал, что она существует.

— И она — все для меня, — перебиваю я ее. — Все. — Я смотрю на спящее лицо Ками. Эмоции накатывают на меня, сжимая горло. — Она ни в чем не виновата, — тихо говорю я. — Говорите обо мне, что хотите. Говорите что хотите о ее матери. Но Ками — ребенок. Мой ребенок. Ни в чем, что с ней случилось, нет ее вины. И я люблю ее. Я хочу, чтобы у нее было все.

Она долго молчит.

— Зачем ты привел ее к нам сегодня, Себастьян? — спрашивает она, в конце концов. — Ты не хотел иметь со мной ничего общего с тех пор, как ушел твой отец. Так почему ты сегодня здесь?

Я хмурюсь.

— Это неправда.

— Правда. — Я смотрю на нее. Ее серые глаза устремлены вдаль. — Он всегда был твоим любимчиком. Ты ненавидел меня, когда он ушел. Ты винил меня в разводе. А когда я попыталась найти кого-то нового, восстановить семью, ты возненавидел меня еще больше. Я никогда не могла ничего сделать правильно.

— Я не ненавидел тебя.

— Ты молил меня разыскать твоего отца, чтобы он мог оформить над тобой опекунство. — Она скрещивает руки на груди. — Ты хоть представляешь, каково было мне? Мой муж не хотел меня. Мой ребенок не хотел меня. Стивен был единственным, кому было не наплевать, жива я или мертва. Что мне оставалось делать?

Я подавляю желание вздохнуть.

— Я привез Ками сюда, потому что она заслуживает семью. Она не общается ни с кем из родственников по материнской линии. У нее нет ни тетушек, ни дядюшек, ни двоюродных братьев или сестер. Я хочу, чтобы у нее была бабушка. — Мой тон ужесточается. — Но если я поймаю тебя на том, что ты лжешь ей, манипулируешь или подстрекаешь к тому, чтобы она считала себя тем, кем не является — ты больше никогда ее не увидишь. Никогда. У тебя не будет второго шанса. Не поступай с ней так, как ты поступила со мной. — Я встаю. — Я собираюсь проверить Бет. Хочешь присмотреть за ней?

— Я… — Она смотрит вниз на Ками. Она спит как маленький ангел, ее пухлые щечки розовеют. — Да. Хорошо.

— Хорошо. — Я глажу волосы Ками в последний раз, а затем иду искать свою няню.

ГЛАВА 44

СЕБАСТЬЯН

Поднимаясь наверх, я сразу направляюсь в ванную. Она заперта. Я стучу в дверь.

— Бет? Ты в порядке?

Я слышу, как она шмыгает носом. У меня сводит живот. Господи, она там плачет?

— Бет, — стучу я снова. — Открой дверь.

Раздается вздох, слышится звук работающего крана, а затем щелкает замок. Бет открывает дверь и смотрит на меня. Ее щеки и нос розовые, а глаза блестят. Я даже не задумываюсь, прежде чем заключить ее в объятия. Она так мягка, что это шокирует; ее кожа, ее грудь, ее волосы — она прижимается ко мне, и кажется, что я утопаю в пледе с ароматом яблока и корицы.

— Почему ты плачешь? — шепчу я ей в волосы.

Она смеется, вытирая глаза.

— Я не знаю. Может быть, у меня ПМС или что-то такое. Я плакала, когда у меня закончилось молоко сегодня утром. — Она вздыхает, отстраняясь. — Не могу поверить, что я так разозлилась. Мне очень, очень жаль, Себ.

Непонимающе смотрю на нее. Она извиняется. Извиняется за то, что была первым человеком, который заступился за меня в течение всей моей жизни.