Няня для волшебника

У меня затряслись руки, а уши снова наполнило шумом. Не помню, как я расстегнула ремешки, охватывавшие щиколотки, и ступила босыми ногами на пушистый ворс ковра. В носу щипало, а глаза жгло. Вот, значит, чем все закончится. И я не смогу ничего сделать, а потом меня никто не пожалеет и не поймет. Мартин Цетше хозяин этого места, и он в своем праве. А я — всего лишь бесправная иномирянка. Прислуга. Вещь.

Можно было бы заорать, звать на помощь и отбиваться. Но ни к чему бы это не привело. Меня бы просто никто не услышал — я уже знала, что в стены спален вплетены заклинания, которые гасят все звуки.

Не помню, как я села на край кровати. Мартин едва заметно улыбнулся и взял меня за запястье. Прикосновение пробежало по руке до плеча разрядом тока, и напряжение, что сковало меня до этого, слегка разжало захват, позволив дышать.

— Эти старые пни из академии до сих пор верят, что в невинной деве есть сила, что может питать волшебника, — с прежним неторопливым спокойствием произнес Мартин. — Я никогда в это не верил. Но сейчас подумал, что можно попробовать.

Он вновь похлопал свободной рукой по одеялу и предложил, едва заметно улыбнувшись:

— Ложись сюда. Просто ложись рядом. И перестань трястись, я не насильник.

— Хотелось бы верить, — выдохнула я. Мартин был исключительно хорош собой, и такой девушке, как я, никогда не светило бы заняться с ним любовью, но при мысли о том, что он собирается взять меня против моей воли, мне становилось душно и зябко.

Мартин презрительно фыркнул, словно его задевала сама мысль о том, чтоб со мной спать.

Я послушно легла поверх тонкого одеяла, и Мартин снова взял меня за руку. У него были гладкие и мягкие ладони человека, никогда не знавшего тяжелой работы, но в них сейчас чувствовалась та сила, которая позволила бы Мартину сделать все, что он захочет.

— Что я должна делать? — негромко спросила я. Прикосновение было наполнено таким искренним теплом, что я вдруг подумала: только бы он не выпускал мою руку. Только бы мы и дальше так лежали… От Мартина веяло легким запахом дорогой туалетной воды и чем-то еще, очень живым и настоящим, чему я никак не могла дать названия. Может, покоем? Или надеждой?

— Ничего особенного, — ответил Мартин. — Ложись поудобнее и подумай о чем-нибудь хорошем.

— Мы однажды пошли на пикник с подругами, — сказала я. — Устроились на лугу, за городом… Был такой хороший солнечный день, мы уже сдали экзамены, и никуда не надо было спешить. И я сидела в траве и плела венок. Ромашки, какие-то колоски…

Я вдруг почувствовала, что проваливаюсь в сон, и тряхнула головой. Мартин довольно улыбнулся. Его пальцы на моей руке были сухими и горячими, и мне казалось, что на моем запястье навсегда останутся его отпечатки. И мне нравилось это обжигающее прикосновение…

— Все хорошо, — сказал Мартин где-то в стороне. — Есть контакт. Возможно, старые пеньки не так уж и не правы.

Я улыбнулась и вдруг обнаружила, что мы когда-то успели сменить позу и теперь лежим на боку лицом друг к другу. Откуда-то издалека доносился пряный запах глинтвейна — оказывается, в замке по-прежнему шла жизнь, и на кухне варили глинтвейн для гостей, а я провалилась в воспоминания и чужое волшебство и совсем забыла, где нахожусь, и что со мной происходит. Мне не хотелось двигаться — так бы и лежать рядом с Мартином, глядя, как в его глазах плавают теплые искры…

— Получается? — спросила я. — Тебе легче?

— Немного, — ответил Мартин и мягко погладил меня по щеке. — А теперь давай спать, Дора. Время еще есть.

И я заснула.

Глава 4

(Мартин)

Конечно, старые пеньки из академии чародейства и волшебства принимали желаемое за действительное. Когда они ставили эксперименты на невинных девах, им просто хотелось пощупать юное и свежее тело, и кто будет их за это винить? Вполне естественное желание, которое, впрочем, совершенно незачем привязывать ни к науке, ни к магии.

Разумеется, в Доре не было никаких сверхъестественных сил, но мне в самом деле стало немного легче рядом с ней. Просто потому, что я был мужчиной, а она — юной девушкой, пусть и мечтой конюха.

Я так и сказал после того, как мы проснулись, и Дора стала задавать вопросы.

Она надулась.

— Я уже говорила вам, что у вас злой язык? — спросила она. Я поморщился, и пуговица, которую я застегивал, выскользнула из прорези.

— Просто признайте наконец, что я придаю вам сил, — сказала Дора. Она сидела на кровати и быстрыми движениями переплетала растрепанную светлую косу. — Это ничего вам не будет стоить.

Я вспомнил нашу первую с Ингой брачную ночь, вернее, утро — Инга сидела на этом же месте, ее каштановые пышные волосы волнами сбегали по обнаженным плечам, и, задумчиво накручивая локон на палец, она спросила: в замке есть куафер? Или мне выписать его из столицы?

Наверняка теперь у нее есть все, что душе угодно. И она понимает, что жизнь удалась без моего наличия в ней.