Няня по контракту (СИ)

— Подложила под меня, — киваю я, понимая, что так оно и было по сути.

— Подложила! — фыркает Крис. — Под тебя подложишь. Сама она подложилась, как только смогла уловить момент. Хорошо подобрала, правда? Я и не знала, что она такая… стерва. Тихарилась, скромной прикидывалась. Если что, я на твоей стороне, Дим.

— Ладно, разберёмся, — прерываю я её. — Кажется, нужно о другом беспокоиться, чем колыхать то болото, из которого удалось вырваться благополучно несколько лет назад. Тебе, я думаю, надо сделать очень важный шаг.

Я красноречиво смотрю туда, где сжалась в жалкий комок моя бабушка и Кристинина мать. Женщина, что вынесла на себе весь её вздорный характер и хлебнула немало негатива и нелюбви.

Крис сразу тускнеет. Бледнеет даже. Губы сухие облизывает. Ей страшно — я вижу. Страшно признаться. Страшно раскаяться. Попросить прощения у матери, которой столько боли принесла, страшно.

Но она делает шаг, словно сквозь толщу воды продирается. А потом ещё один.

— Здравствуй, мама, — говорит, протягивая руку. Мешкает, не решаясь притронуться. Но бабуля оживает. Глаза поднимает, где стоят слёзы.

— Девочка моя. Ты пришла, — говорит она, и Крис, разревевшись, кидается в её объятья.

Вот и хорошо, — твержу я себе, как заведённый. Потому что тяжело на это смотреть. Потому что мужчины не плачут. А мне сейчас хочется разреветься. А ещё лучше — спрятаться, чтобы отдышаться. Но мне нельзя.

Чуть дальше всё так же стоит Мишка, мой сын.

— Пойдём, — зову я его тихо. Мишка слишком уж быстро отзывается. Прижимается ко мне всем телом. Так обычно Ромка делает. И оттого, что так сделал мой старший сын, хочется пустить слезу ещё больше. — Пойдём, — целую я его в макушку, как недавно сделала Аня. — Пусть побудут вдвоём. А нам тоже надо поговорить.

51.

Дмитрий

Я должен как-то всё объяснить сыну, но на ум ничего нормального не приходит. Я спотыкаюсь о каждое слово и не знаю, с чего начать.

— Ты её знал, да? Раньше? — помогает мне Мишка.

Я киваю. Оказывается, это жутко тяжело — объяснять ребёнку некоторые вполне очевидные вещи.

— Любил, да? — прорывает Мишку.

Я снова киваю. А в мозгу крутится: почему любил? Люблю… до сих пор. Всё время любил только её и никого другого. Если б тогда Елена меня Мишкой не окрутила, не женился бы. Только ребёнку я этого не скажу.

— А она тебя любила?

Ещё один кивок. Наверное. Нет, любила. Точно. Правда, не знаю, любит ли сейчас.

— Ты на ней женишься? — продолжает атаковать меня сын.

Поговорили, называется. Чувствую себя полным ничтожеством. Надо собраться. Взять себя в руки.

Получается плохо. Мне бы глаза прикрыть и поспать, но я не могу. Надо за Кристиной присмотреть, за ней глаз да глаз, чтобы чего не отчебучила. И на «свидание» с бывшей обязательно, иначе затянется волынка надолго. Таким гидрам головы лучше сразу рубить.

— Тут понимаешь, какое дело, сын, — всё же выдавливаю из себя, понимая, что стоит только начать, а дальше как-то легче становится, — жениться, когда один, — несложно. А у меня вы. Мне как бы нужно, чтобы Аня не только мне нравилась.

— Тебе важно, что мы скажем? — бурчит и хмурится Мишка. — Взрослые никогда не спрашивают. Делают и всё.

— Ну… не всегда. А такие вопросы — вообще наука целая. И в одиночку, когда ты не один, не решаются.

— А если мы будем против? Не женишься?

Я вздыхаю. Всё же надеялся, что Анька им понравилась. Ну, Ромке точняк. С Мишкой всё намного сложнее.

— Скажем так: спешить не буду.

— Вдруг она плохая? А хорошей прикидывается? Как мамка.

Ой, блин. Откуда это в ребёнке?.. Мы виноваты. Ругались при нём, вываливали всё подряд. Не надо было.

— Тут видишь, какое дело, сын… Если человек стоящий, то это видно. Да, согласен, сразу можно и не разглядеть, бывает. Но долго натуру прятать не получается. Поэтому просто не нужно спешить.

— А она стоящая? — у Мишки брови почти срослись на переносице — так он хмурится, пытаясь что-то для себя решить.

— Для меня — самая лучшая, — говорю правду и очень искренне. — Я ведь её знаю. Она… светлая. Одна такая. Необыкновенная.

— Это потому что ты влюбился, — говорит со вздохом упрямый мой прямолинейный сын.

Вот где твёрдость и характер. Вот у кого надо бы поучиться. Такой если влюбится, горы свернёт и никогда в обиду не даст. И не пойдёт на поводу ни у кого, как я когда-то под Тинкину дудку плясал…

Хотел никого не обидеть. Казалось, что ничего страшного не произойдёт, если я утаю некоторые особенности нашего семейства. Ну, на время. Рано или поздно всё равно бы правда открылась. А получилось плохо.

Не те выводы моя Зайка сделала. И я её потерял. И поэтому мне сейчас очень важно всё сделать правильно, как надо. Дорассказать. Объяснить. Оправдаться хоть немного. Можно, конечно, воскликнуть: нет мне прощения! Но это слишком страшно. Я хочу быть прощён, хочу, чтобы Аня меня любила.

Да, не идеал. Да, косячил и, наверное, ещё не раз накосячу невольно. Я ж живой. Но кто не ошибался, тот не жил. И я буду изо всех сил стараться, чтобы Аня была счастлива. Потому что будет счастлива она, буду счастлив и я, и наши дети. И те, что есть, и те, я надеюсь, что ещё будут.