Няня по контракту (СИ)

— Ну, как оказалось, матери бывают разные, — в голосе у Иванова железо прорезается. Это он сейчас явно об Алёне. — А наша ба, да, именно такой была. Всем ради Тинки жертвовала. А та… всё дальше и дальше уходила. Мы с ней намучились в своё время. Трудный подросток. Из крайностей в крайности. Рано во взрослую жизнь выпорхнула. Удивительно, что ей удалось всё выровнять. Она даже в институт поступила, пусть и не сразу. И только мы думали, что всё устаканилось, как у Крис — очередной кризис. Влюбилась без памяти. Уже вроде и не маленькая была, но трясло её невероятно. А потом выяснилось, что она беременная. Крис не собиралась рожать ребёнка. Хотела сделать аборт. Я ей не дал. Уговорил рожать. Но она ж упрямая. Не сразу ей далось правильное решение.

— Там, в клинике… — спросила я охрипшим почему-то голосом.

— Я всего лишь успокаивал её. Обнимал, слёзы вытирал. Может, и целовал, да. Как брат. Или уж правильнее — племянник. Не знаю, как это смотрелось со стороны. Тогда она окончательно сдалась и успокоилась наконец-то. Прошла курс лечения — у неё чуть выкидыш не случился. Митьку моим именем назвала. Всё время твердит, что он на свет появился только благодаря мне.

— Но ты бы мог сказать мне правду, Дим. Рассказать обо всём этом. А не придумывать фиктивную командировку.

— Мог, конечно, — смотрит он невесело в чашку с почти нетронутым кофе. Я наконец-то Димку разглядываю. Это не больно, оказывается, — правду слышать. — Но ты ревновала меня к ней. Вначале это казалось забавным. И Кристина знала. Я настаивал, чтобы мы прекратили фарс и шпионские игры. Кристина была категорически против. Не из вредности или желания тебя подразнить. Это всё её комплекс — паническая боязнь, что все окружающие узнают, что она тётка, а я — племянник. А мать у неё старая, родила её под сраку лет. В общем, слабоват я был в те времена против её артиллерии. Шёл на поводу. Мы всегда ей потакали. Но я бы рассказал. Чуть позже. Мне на тот момент важнее было, чтобы она приняла свою беременность, успокоилась и решилась рожать ребёнка, который не будет знать своего отца. Поэтому-то и соврал тогда о командировке.

— Боялся, что я не поверю? Буду истерики катать? — спрашиваю, а сама думаю: и не поверила бы, и катала. Точно бы сразу мозг вынесла со свистом.

— Боялся, — соглашается Димка. — Думал, ничего страшного не произойдёт, если мы ещё немного умолчим. Ну, в общем, вышло как вышло. А тебя, наверное, Алёна просветила?

Я киваю. Что тут скажешь? Один партизанил, вторая повелась на хорошо спланированную провокацию.

— Я эту вашу Алёну в упор не замечал. Нет. Даже не так. Знал о её существовании, но у меня была ты. А Алёна — просто какая-то другая девушка. Их много вокруг тогда было. Как декорации.

— А потом разглядел? — я всё же не могу удержаться. Хочется и поддеть, и, наверное, больно сделать. Может, потому что мне не всё равно. Я его ревную. Ко всем. Даже к чёртовой тёте Кристине — от старых привычек вообще сложно отказываться, а мозг, годами настроенный на совсем другие события, тормозит со страшной силой.

Иванов страдальчески вздыхает.

— Я не хочу об этом. Мелко как-то сейчас рассказывать, как всё случилось, в подробностях. Не могу, как в старой комедии воскликнуть: «Не виноват я, она сама ко мне пришла!». Это всё же степень ответственности. Да, переспал. Да, она забеременела. Да, я женился. Как и в случае с Тинкой, я и мысли не допускал, что Алёна сделает аборт. Нужно уметь отвечать за свои поступки и проступки тоже. Я умею. По-другому поступить не мог. И я честно пытался, чтобы у нас была семья.

— Что же пошло не так? — спрашиваю тихо. — Ведь она добилась, чего хотела. Так долго стремилась. Даже позавидовать её напору можно.

Иванов ерошит волосы пятернёй. На лице его то ли смущение, то ли мука.

— Там всё завязано на одном: деньги. Считала, что у нас достаточно богатая обеспеченная семья. Я — единственный сын. Квартира, машина, брендовые вещи… Понты все эти. Она только одного не учла: я не собирался висеть на шее у родителей. И не хотел работать с отцом. У меня были свои мечты и амбиции.

— Хочешь сказать, она тебя не любила?

Димка дёргается, неловко рукой задевает чашку с кофе. Тёмная лужица растекается по столу, а он смотрит на неё и словно не видит.

— Я не знаю, умеет ли она вообще любить, — говорит он, пока я вытираю разлитый кофе. — Ну, пока мы притирались, жили вместе, я всё считал, что это у неё закидоны беременной женщины. Все эти претензии, капризы, желание, чтобы у неё было всё лучшее. Я старался, как мог. А у меня… не всегда получалось, Ань. Первый бизнес я тогда потерял — прогорел.

Тяжёлые были времена. Как раз Мишка родился. Ни о каких нянях речь тогда не шла. Многое я сам… и на руках сына носил, и кашку варил, как сорока в стишке. Алёна только истерики катала. Нам тогда бабушка помогла очень. Мне работать надо было. Только с бабушкой они не ужились. Тоня своеобразная, живая. В то время уже болезнь начала проявляться. Потихоньку.