Няня в (не)приличную семью (СИ)

- Тьфу-ты! Я серьезно подумал! А ты чего ревешь? Этот гусь тебя обидел? Так давай я вернусь, наваляю ему слегонца? Прохор Андреевич одобрил бы.

От такого неожиданного предложения слезы высохли, и я с удивлением уставила на Дениса.

- А что, Прохор Денисович, поощряет, если ты кому-нибудь наваляешь?

В моем живом воображении у Вяземского сейчас выросли такие характерные для нечисти рога, но Денис перекрыл путь моей дальнейшей фантазии. Правда, и особой ясности не внес.

- Это ж приятель его братца, Демида, - коротко ответил он, давая понять, что этим все сказано.

- И уже за это ему можно навалять? – вцепилась я в идею узнать что-то новое о Захаре.

- Ну хотя бы за то, что он тебя обидел, - опять ушел от прямого ответа Денис.

Этот диалог как-то отвлек меня, и моя нестерпимая боль вдруг сдулась, как проколотый воздушный шарик, оставив после себя такое же сморщенное недоумение. За что он так со мной? Неужели так ревнует? Но это не давало ему права говорить гадости.

И всю дорогу до дома Денис забалтывал меня, и я решила, что подумаю об отвратительном поступке Захара потом. Я надеялась, что, придя в себя, он осознает, что выплеснул свою неуместную ревность недопустимым образом. Искренне думаю, что он раскается и извинится. Иначе трещина, которая появилась в отношениях, превратится в овраг и окончательно расколет их. И тяжелые мысли ушли. Тем более, что нужно было продумывать стратегию дальнейшего пребывания в богатом доме.

Наверно, я это сделала хорошо, потому что несколько дней прошли вполне благополучно. Я понимала, что ту модель поведения, которая выработалась у Луковки за шесть лет, так сразу сломать не получится. Да я и не имела на то полномочий. Главное, она шла на контакт, и ко всем «не хочу - не буду» я находила альтернативный подход. Игра, обещание поделать что-нибудь интересное. И даже Герасим, который мною сначала воспринимался как обуза, служил мотиватором. Они соревновались между собой, и это здорово мне помогало.

Он даже попытался стать моим рыцарем, защитив от очередного дежурного наезда Илоны.

Конечно, я его убедила, что взрослые должны сами разбираться в своих проблемах. Сказала, что мне очень приятно, что он за меня заступился, но поскольку она здесь хозяйка, то мы должны просто избегать ситуаций, которые могли бы спровоцировать ее недовольство.

Понятно, это все были пустые слова, так как Илона руководствовалась тем же, что и Волк из басни Крылова: «Ты виноват уж тем, что хочется мне кушать…»

Я это понимала и не расстраивалась. И некогда было, и другая, более горькая обида жгла душу – Захар так и не позвонил, и не извинился. Но, к счастью, за день я уставала так, что ночью засыпала, лишь голова касалась подушки.

Однако Герасим был не согласен со мной. Улица приучила его к тому, что надо давать сдачи, иначе заклюют, как гадкого утенка.

Не знаю, как и когда он умудрился, но однажды утро взорвалось от истеричного визга Илоны.

- А-а-а! Уничтожу! Раздавлю! А-а-а! Немедленно выгони эту негодяйку! – орала она, и я заподозрила, что под негодяйкой она подразумевает именно меня.

Луковка притопала ко мне в кровать и нырнула под одеяло.

- Маш, это не я. Не знаю, что там случилось, но последний раз она так орала, когда я поймала осу и засунула ей в сумку. И она ее укусила.

- Илона укусила осу? – хихикнула я.

- Ну нет же. Оса Илону. Что непонятного то? – насупилась малышка.

- Солнышко, с местоимениями нужно быть внимательней. А то и получается непонятно. Можно заменить синонимом. Ты ж помнишь, что это?

- Ма-а-аша! Ну вот ты с утра начинаешь меня учить! – оттопырила губки уточкой Луковка.

- А кто ж тебя еще научит-то? Вот ты подбросила осу. Даже не спрашиваю, как ты ее поймала. Понимаешь, укус этого насекомого может быть небезопасен. Если у человека аллергия, он может получить анафилактический шок. И умереть! А смерти нельзя никому желать! – с бабушкиной интонацией повторила я прописную истину.

- Я не подумала. А вот сейчас чего она орет-то? Боюсь, что уволить хочет тебя. Меня же нельзя. К сожалению. А то она еще и раньше б меня уволила. - Луковка вздохнула и потерлась носом о мое плечо.

Острая жалость обожгла душу. Вот так ребенок должен прижиматься к маме. Получать от нее все, что касается «хорошо» и «плохо». А где она? Если умерла, то почему нигде нет ни одной фотографии? Неужели Вяземский такой черствый, что с глаз долой – из сердца вон?

Но естественно, спрашивать ни у кого я не буду. Это нездоровое любопытство – лезть с такими разговорами.

А крики тем не менее не стихали. В этом Илоне можно позавидовать – у нее словно мощная батарейка внутри установлена. И когда нет Вяземского дома, она может орать очень долго. Сейчас, похоже, и его присутствие не мешало истерить.

- Ну давай уже посмотрим, - поторопила меня Луковка, снедаемая желанием узнать, что же случилось с ее потенциальной мачехой.

Я накинула свой старенький халат поверх пижамы, и мы спустились вниз, где растрепанная Илона выговаривала Вяземскому.

Увидев нас, она ткнула своим ярко-красным ястребиным когтем в мою сторону и взвизгнула.

- Это она! Больше некому!