Нянька

Её длинные ресницы серебрятся в лунном свете и кажутся еще длиннее, чем обычно, блик луны на матовом фарфоре кожи, очерчивает серебром складочки на хмуром лбу. Она поднимает глаза и смотрит на меня. Я не знаю, что сказать. Да и что говорить, когда она не хуже меня знает, почему.

– Я боюсь разозлить её, – говорю я.

– А почему меня разозлить не побоялась?

Ну что ты хочешь услышать от меня? Ты не хуже меня знаешь, почему.

Потому что боящийся несовершенен в любви.

***

Помните это сказку – про понедельник? Ну ту самую, которая всегда начинается одинаково, а заканчивается у всех по-разному? Все её знают. С понедельника: сажусь на диету, начинаю утренние пробежки, бросаю курить/пить/есть на ночь, перестаю срывать плохое настроение на близких, берусь за учебу, делаю уборку в доме каждые три дня, и генеральную раз в две недели, мою за собой каждую кружку и ложку сразу, а не к концу дня. У этой сказки несколько вариаций начала, типа: с нового года, после отпуска/каникул/праздников, после свадьбы/родов/развода, после дождичка в четверг.

В общем тут ни начало, ни конец не важны, а важен эффект спуска – этакий затяжной трамплин, который предполагает обязательный нырок вниз прежде, чем осилить неподъемную высоту. Взять её, так сказать, с наскока, с разбега. И в каждом таком разбеге самое приятное – тот самый спуск вниз, и чем выше вы ставите цель, чем сложнее на неё взобраться, тем ниже вы позволяете себе пасть. Нужна же инерция? А откуда ей взяться, если не брать разгон с самого низа, с самой глубины? И вот ради этого ощущения падения люди готовы вновь и вновь ставить себе невидимые рубежи, невыполнимые задачи – ради того, чтобы позволить себе все, что угодно. Чтобы упасть на самое дно, чтобы почувствовать себя червем, настолько ничтожным и мерзким, что ему позволено всё. А потом феерично воспрянуть из пепла с решимостью и отвагой в глазах.

Так вот именно это со мной и было – мне хотелось почувствовать себя мерзкой, грязной тварью, такой жалкой, такой ничтожной, чтобы сам Всевышний, хмуро качая головой, недовольно вздохнул бы: «Ох, Таня, Таня…». Только вот у меня не предполагалось никакого подъема «после». Мне просто было любопытно, что же там, на дне, и насколько глубоко можно пасть.

Смотрю, как мама собирается на работу, как пьет кофе, обжигая губы и язык – всё на бегу, все на ходу, в великой спешке, как обычно.

– Ты чего встала так рано? – спрашивает она.

Смотрю на неё и картинно выкатываю глаза в деланном недоумении:

– Ты разве не знаешь, что я жаворонок? – собираю глаза в кучу.

– Я-то знаю, – говорит мама, – но, по-моему, даже для жаворонка шесть утра – это перебор.

– Не шесть, а шесть тридцать две, – говорю я и сладко потягиваюсь.

Моя лень и утренняя вялость такое же вранье, как и огромные возмущенные глаза три секунды назад – на самом деле я – натянутая струна, я – сжатый комок, я – взведенный курок. Потому что у меня есть план. Но это вранье дается мне так легко, что моя мама ничего не замечает. Она бегает из угла в угол, раз за разом повторяя ежедневные алгоритмы, как исправно работающая компьютерная программа. Каждое утро – глоток кофе, макияж губ, глоток кофе, натянуть юбку, застегнуть блузку, глоток кофе (аккуратно, чтобы не пролить на белый шелк), натянуть пиджак, взять заранее собранную сумку и еще раз проверить её содержимое, глоток кофе, взять телефон со стола, проверить уровень батареи и положить его во внутренний карман сумки, посмотреть на часы, еще глоток (а… уже не успеваю), и, так и не допив кофе, выбежать из дома со словами «Я на связи». Забавно, но эта фраза стала для неё синонимом словам «Я люблю тебя». Если вы недостаточно близки моей маме, то она может отключить телефон, зная, что вы будете звонить ей с минуты на минуту, потому что у неё слишком много важных дел, слишком много важных людей, которые не любят, чтобы их прерывали. Я уже не говорю о судебных заседаниях. Но уже довольно давно она перестала его выключать, и теперь ставит «без звука». Иными словами, если она для вас на связи, значит возьмет трубку вне зависимости от ситуации.

Это и есть её «я люблю тебя».

Я тоже тебя люблю, мам.

Но это не отменяет задуманного.