Нянька

Он тяжело дышит, а мне так больно, что я закрываю глаза. Боль и стыд расползаются по мне, как нефтяное пятно по поверхности океана – я чувствую пленку, покрывающее моё горло, заползающее в легкие – мне трудно дышать. Открываю глаза – Нянька корчится на потолке – ей тоже больно. Я смотрю, как извивается её черное тело, как оно дергается и выгибается. Я закусываю губу, чувствуя, что вот-вот заплачу. Господи, до чего же противно… Черная тварь прямо над нами раскрывает рот в безмолвном крике. Я раскрываю рот, пытаясь вздохнуть – его тяжесть душит меня. Даже вспомнить не могу, отчего завидовала «идолопоклонницам заднего сиденья». Мне стыдно. Кирилл на мне. Кирилл во мне, и то, что я чувствую его внутри себя, рождает во мне стыд. Стыд и боль. Он сжимает руку на моей заднице, прижимает её к себе ещё сильнее, забираясь в меня еще глубже. Я стискиваю зубы и жду, когда же всё это закончиться. Нянька выгибает голову, запрокидывает её назад, касаясь затылком собственного позвоночника, пальцы её рук свело судорогой, на лице застыла беззубая ярость. Я вцепляюсь в его спину. Его запах проник в каждую клеточку моего тела, я чувствую себя грязной. Он ускоряется, и боль парализует меня, вонзаясь иглами в мой живот. Я скулю. Нянька плачет. Кирилл уже ничего не соображает и думает, что мне хорошо, и впивается губами в мою шею, я все сильнее вцепляюсь в его плечи, пытаясь оттолкнуть огромное тело. Его быстрое, сильное дыхание жжет плечо. Черная тварь льнет к потолку, выгибая руки и ноги под неестественными углами. Я открываю глаза – Нянька поворачивается ко мне, и наши взгляды встречаются – боль, унижение, страх… Грубость рождает боль, подчинение рождает унижение, и только страх всегда сам по себе – он рождается из многого и многое порождает сам. Как огромная густая капля, Нянька стекает с потолка и расцветает за спиной Кирилла сотнями игл, распустившихся вокруг его головы сферой из тонких, рваных щупалец – они нацелены прямо на его голову. Он её не чувствует, не слышит – скорость выше, боль сильнее. Рот Няньки безмолвно кричит от отчаянья, а единственный глаз оживает предчувствием катастрофы, и где-то там, за пеленой мутного глаза, рождается смерть…

Все заканчивается быстро и резко – я даже не успеваю что-то сообразить. Кирилл замирает и шумно выдыхает, упираясь лбом в подушку прямо над моим ухом. Его дыхание быстро шелестит прямо над моим ухом, его тело сбрасывает обороты, его руки расслабляются. Он поднимает голову и целует меня в щеку, губы, шею, плечи. Кирилл нежен со мной, Кирилл ласков, а за его спиной искрит смерть, раскинув черные лапы – она ждет моего приказа. Мне противно – я отталкиваю его. Он выпускает меня, отпускает мое тело, разжимая тиски огромных рук, и ложится рядом со мной. Он и не подозревает, что в этой комнате нас трое. Он устало улыбается, а я стараюсь не смотреть на чудовище, что висит в полуметре от его лица.

– Честно говоря, я был уверен, что ты девственница, – улыбается он.

Забавно – я тоже так думала.

***

Выбегаю из его дома, словно за моей спиной – ад. В каком-то смысле так и есть.

С чего я решила, что мне это нужно? Зачем? Что это дало мне? Нет в этом ни романтики, ни сладости, ни близости – мы как были чужими, так чужими и остались. Только теперь я чувствую себя грязной и униженной. До чего же мерзко… Кто сказал, что это приятно?

Вместо того чтобы бежать домой, скинуть с себя одежду и залезть в горячую ванную, я вылетаю в калитку и поворачиваю направо. Краем глаза улавливаю движение слева от себя – Нянька скачет по забору, как по длинной беговой дорожке – плевать она хотела на гравитацию. Дома мелькают мимо меня, становясь все выше, все богаче, а Нянька – все быстрее. Улица заканчивается перекрестком, где я ловлю быстрое движение черного тела и следую за ним, сворачивая налево. Она лучше меня знает, где её искать.

Того, чего я хотела, мы добились, и нам не понравилось. Не понравилось настолько, что теперь мы хотим поделиться той грязью, что расцвела во мне. Поделиться с кем-то другим. Даром. Как в той книге.

Теперь мы бежим делать то, чего хочет моя Нянька. Посмотрим, понравится ли нам…

***