Нянька

Я снова перегибаюсь через перила, смотрю вниз и вижу мою Аньку – она лежит на спине, с раскрытыми глазами, которые мертво смотрят в голубое небо. Вернее, один глаз – при падении она упала головой на острый камень, который рассек всю правую половину её черепа. Второго глаза уже не было – даже отсюда я видела зияющую дыру, полную крови. Вода обтекает её худое тельце, просачиваясь сквозь одежду, огибая тонкие конечности, лаская кудрявые волосы и забирая с собой кровь, унося её вниз по течению. Крови так много, что длинные, ярко-красные ленты тонкими рваными жгутами извиваются вдоль всего её тела, и простираются далеко вниз по течению. Особенно много крови возле головы – она бежит и бежит, не переставая, окрашивая золотые завитки в красное, превращаясь в длинные, тонкие, рваные щупальца, растущие из разбитого черепа – они змеятся в потоках воды, словно живые. Руки и ноги переломаны – правая нога вывернута наружу, левая – коленом внутрь, руки превратились в ломаные линии с неестественными углами.

Я предала тебя.

Ты была предана мне, а я бросила тебя.

Ты забрала мою боль, мой страх, моё унижение… а я бросила тебя.

Прости меня, Анька.

Прости.

Я плачу, я вытираю лицо руками, но пелена слёз снова и снова окутывает мир.

И тут я застываю, открыв рот, глядя во все глаза – тонкое тело внизу вспыхивает ярко-синим пламенем – моя Анька горит. Анька плавится, как пластмассовая кукла – огонь сжигает её одежду, кожу и волосы, сжирает куски плоти, вгрызаясь в кости, обгладывая крохотное тельце. Я кричу, я плачу, глядя на то, как изящное тело превращается в обугленный остов. Её тело сжимается, её тело корчится, съедаемое пламенем и здесь и сейчас, преданная мной, она становится тем, кем есть – черной тварью, обугленной, переломанной и преданной. Я вижу, как кровь, льющаяся потоками из её черепа, сворачивается, превращаясь в тонкие щупальца, которые змеятся в ярко-синем пламени.

Моя Нянька родилась в огне. Моя Нянька родилась в предательстве.

А в следующее мгновение мертвое лицо, выжженная плоть, дергается и оживает. Она открывает единственный глаз, а в следующее мгновение боль пронзает её и она извивается под его лезвием. Пустой рот открывается в агонии, руки и ноги судорожно сжимаются, ища опору, а единственный глаз мечется, ища помощи и, тогда она поворачивается и смотрит прямо на меня…

Я поворачиваюсь к своей матери, смотрю в бледное лицо и говорю:

– У нас с отцом есть секрет.

***