Нибиру. Пробуждение

— Жуть какая, — голос Мари задрожал. — Не хочу, чтобы меня гипнотизировали.

— Тише! — Давид взял ее за руку в свою. — Я попытаюсь помочь.

— Спасибо.

Девушка наслаждалась теплотой его тела. Тыльной стороной ладони чувствовала, как пульсирует жилка на его предплечье. Черные завитки его волос восхитительно пахли. Тем самым казенным шампунем, что и волосы Мари, но как-то особенно, неповторимо. От молодого человека девушке передавался заряд мужской энергии. Очень спокойной и властной. Такой, что ощущаешь себя, будто находишься за стенами неприступной твердыни. И никто-никто, ни один злобный враг, ни беды окружающего мира не смогут тебе навредить.

— Мне больно говорить об этом, — монотонно вещал тем временем Управляющий, — но человечество погибло…

Предложения падали на толпу, словно капли азота. Публика застывала. Мужчины и женщины обмякали в креслах. Склонялись подбородки, смыкались ресницы. Ровное дыхание четырех сотен человек затихало и вновь воспаряло, вторя беззвучному мерцанию светильников на стенах.

— Вы расслабляетесь…

Мари непреодолимо захотелось уснуть. Плечи опустились. Вдох. Грудь наполнилась сладковатым воздухом. Выдох. Казалось, девушка парит в невесомости. Голова стала вдруг легче пушинки. Сознание плавно скользнуло куда-то вверх.

Океан спокойствия принял ее в баюкающие волны. Тело закачалось на перине горячего воздуха. Вперед-назад, вверх и вниз. Вдох-выдох. Как хорошо!

Резкая боль уколола в предплечье. Мари опомнилась, и первое, что увидели ее глаза, — напряженное лицо Давида. По скулам стекали блестящие струйки холодного пота.

— Что ты… — выдавила бельгийка. — Что вы себе позволяете?

Она многозначительно уставилась на широкую ладонь, побелевшими пальцами вжимающуюся в ее запястье.

— Тихо, — простонал Давид. — Ты испортишь все!

— Когда это мы перешли на «ты»? — возмутилась девушка.

И вспомнила. От щек отхлынула кровь. Стало очень страшно.

На сцене, задавая ритм, покачивался Управляющий.

— Вы спите. Спите. Блаженство окружает вас. Вы неспешно плывете по теплому течению. Спите. Вы слышите только мой голос. Тело полностью расслаблено. Вы слышите только мой голос. Утром вы подниметесь с кроватей и пойдете принимать пищу. Съедите, наберетесь сил. Высвободите ненужную энергию в тренажерном зале. И снова сон. Выше тело расслаблено. Вам хорошо и спокойно. Вы слышите только мой голос…

— А зачем он читает наш распорядок дня? — тихо спросила Мари.

Давид ощутимо вздрагивал. Видимо, он тяжело переносил влияние гипноза. Глаза были полузакрыты, голова откинута на спинку кресла. Грудь и живот колебались следом за пульсацией ламп.

— Давид? — девушка подергала его за мизинец. Молодой человек не отреагировал.

На Мари накатила такая волна нестерпимого ужаса, что она едва не обмочилась. Стараясь не закричать, впилась ногтями в подлокотники кресла. Даже не заметила, как высвободила руку и провела по смуглой коже Давида четыре кровавых полосы.

Мужчина дернулся и открыл глаза. «Я тоже поддался?» — спросил его испуганный взгляд. Бельгийка кивнула. Едва удержалась, чтобы не броситься Давиду на шею. На глазах стояли слезы, грудь распирало от рыданий.

«Что здесь происходит? Заберите меня отсюда!»

Несколькими километрами выше Убежища шумел океан. Поднималось самое большое цунами, когда-либо виданное в Средиземном море.

Ужгород, Закарпатская область, Украина

21 марта 2012

Открывать неизвестным воякам Антон категорически не хотел. В голове по-прежнему пульсировало хмельное, но после разговора с Матвиенко опасность ощущалась особенно остро. Она исходила от малоприятного типа в мундире полковника. И от тех двоих — с автоматами — внешне более грозных, но интуитивно менее страшных, чем седой крепыш в погонах.

«Хорошо, что они за дверью», — Антон подумал, что ведет себя не как ученый муж, а как нервный ребенок. Такое с ним иногда случалось — отголоски времен, когда гениальный мозг теснился в черепной коробке десятилетнего пацана; эмоции вдруг брали верх над аналитическим мышлением, а из запыленных чердаков подсознания выбирались детские страхи.

Аркудов знал, что когда-то встречался со стоящим на лестничной площадке человеком. Но так давно, что память наотрез отказалась предоставить хоть крохотную частичку информации. Было лишь невнятное чувство. «Видел, общались. Опасность!» Причем желание не вспоминать подробности ощущалось едва ли не сильнее, чем нежелание открывать.

Полковник, наверняка не подозревая, что за ним наблюдают в глазок, снова приблизился к двери. Электрический звонок вновь заставил Антона содрогнуться.

«Да что это я?»

Поднял руку, пальцы сомкнулись на дверной задвижке. Милиция пришла. Ищут кого-то, наверное…

Но дверь открыть не успел. Поскольку мужчина в военной форме вдруг заулыбался и отступил в глубину лестничной клетки. Его сопровождение не сдвинулось с места, но, будто повинуясь телепатическому сигналу, перестало излучать угрозу.

— Антон Игоревич, — громким голосом, в котором сквозила беспрекословная командирская уверенность, обратился полковник. — Будьте любезны, откройте.