— В стане Чёрного кто-то распустил язык? — задумчиво протянул Пётр Петрович и почесал квадратный подбородок. — Сомнительно. Максим Игоревич болтунов не держит.
— И тем не менее глупо пренебрегать такой…
— Молчи уже! — одернул Верочку майор. — Папенькина дочка.
Дюймовочка закусила пухлую губу и понурила голову. Серёге стало жаль девушку.
— Зачем так, шеф? — сказал он и встал, нависая над Старшим. — она же старается как лучше.
— Ты меня ростом решил напугать, верзила контуженный? — майор смотрел на Серого снизу-вверх, и взгляд этот не сулил ничего хорошего. — Думаешь, майор Дыбенко станет принимать генеральские подачки?
— Это лучше, чем ничего, — не отступал Сергей. Он подошёл к Верочке и положил ладонь на хрупкое плечико.
— Измором берёте, нелюди? — нахмурился Пётр Петрович. — Чёрт с вами. Будите Хворова. Отработаем генеральскую версию. операция будет называться «Табор уходит в небо». Художественным руководителем безобразия назначаю Серого, как ветерана локальных войн.
Дюймовочка просияла и даже подпрыгнула.
«Маленькая сорока, — подумал Сергей и улыбнулся. — Принесла на хвосте весть и всех взбаламутила».
Благодаря ушкам на светловолосой макушке, Верочка узнала, что Горских что-то серьёзно не поделил с Баро Алмазным, цыганским бароном, который хозяйничал в южном районе. Похоже, генерал Павлов всерьёз подозревал, что Чёрный непременно нанесёт удар по цыганам. Только когда, где и как, оставалось загадкой.
— Предлагаю ловить на живца, — заявил Серый через два с половиной часа детального анализа ситуации и вернул Верочке толстую стопку цыганских материалов. — Развернуться есть где.
— Даже слишком, — буркнул Костя Хворов, громко и заразительно зевая. — Многовато живцов-то.
— Многовато, — угрюмо согласился Сергей.
У Алмазного имелась молодая жена на сносях, старуха-мать, слывшая ведьмой, двое братьев, три сестры и… девять детей. Девять, сука, официальных детей! Да и десятый уже на подходе.
— И как их всех караулить? — Верочка уставилась на Серого васильковыми глазами.
— Всех Чёрный убивать не станет, — сказал Сергей и почесал в затылке. Ему почему-то вспомнилась Чечня. Имелся у горцев один любопытный обычай. Кровная месть… — По крайней мере, не сразу. Но начнёт с главного.
— С главного? — генеральская дочка нахмурила пшеничные бровки.
— Да, — кивнул Серый. — С самых любимых.
— Родители всех детей любят одинаково, — Дюймовочка изрекла это с такой уверенностью, что даже Хворов проснулся.
— Ты у бати одна? — спросил Константин, выпучив сонные зенки.
— Одна, — буркнула Верочка и насупилась.
— Вот и помалкивай. — Хворов снова улёгся на сложенные руки и пробурчал куда-то в собственный рукав: — А Серёга дело говорит. Горских закажет либо того, кто сидит в пузе его шестнадцатилетней жёнушки, либо саму жёнушку, либо…
— Первенца, — закончил за него Серый.
Она
Басы били по ушам. Разгорячённые алкоголем и наркотой тела извивались. Неоновые вспышки слепили, взрываясь в такт с музыкой. Сизый дым, пронзённый разноцветными стрелами лазеров, поднимался к потолку, где в клетках задавали жару гибкие полуобнажённые мулатки. Подразумевалось, что они танцуют Gо-Gо, но исполняли красотки самый настоящий стриптиз. В каждой клетке помещалось сразу две темнокожих пантеры и периодически, под одобрительные возгласы клабберов, девушки начинали откровенно ласкать друг друга и демонстрировать глубокие французские поцелуи.
Крис засекла мишень давно, около полуночи. Гера славно проводил время в тёплой дружеской компании таких же, как он сам, развесёлых мажориков. Никого особо не стесняясь, цыганёнок разделял кокаиновые дорожки платиновой картой и вмазывался через свёрнутую трубочкой стодолларовую купюру. Кокос он запивал шампанским прямо из бутылки. Какой, однако, очаровательный молодой человек. Не иначе как гордость родителей.
Кристина вдруг вспомнила Стасика. Брат тоже считался гордостью их семьи. Мать и отец любили его так сильно, как только были способны: ведь они так хотели сына! А Стас их радовал — хорошо учился, всерьёз увлекался шахматами, ходил в походы, на гитаре играл… Сокровище, а не ребёнок…И только потом, после того как отец и мать погибли — допотопную родительскую ласточку вьюжной ночью вынесло под колёса многотонной фуры — выяснилось, что всё обман. Всё рухнуло, как карточный домик: успехи Стаса оказались иллюзией. Реальными были лишь его долги…
Однако Стас — её младший братик. Единственная семья, которая у неё осталась. Родная кровь. Больше никого нет. Кристина любила его — бестолкового, азартного, непутёвого — и понимала, кроме неё Стасику помочь некому. Совсем.
Акиф исправно снабжал её нарядными безалкогольными коктейлями и водой в высоких, полных колотого льда, стаканах — Кристина никогда не пила спиртного на работе. А Гера Алмазный — её работа.