Ничего, кроме любви (СИ)

В общем, Гера — порядком обдолбанный и чрезвычайно возбуждённый — уже плотно сидел на крючке, когда на них обрушился пьяный вдрызг Серёга, и Крис срочно пришлось ретироваться. особых сожалений она не испытывала: так даже лучше. Никуда Гера Алмазный теперь не денется — она это знала наверняка. Пока не трахнет, не успокоится. Она оставила ему засос и горсть мутных полунамёков: загадочность — первое оружие в соблазнении. И, пока Серый молотил кулаками всё, что движется (а всё, что не движется — двигал и молотил), под шумок убежала из Арбуза, словно Золушка с бала. Только вот все туфли оставила при себе.

«Эх, всё ж таки все мужики одинаковы», — грустно покачала головой Кристина, наблюдая из-за угла, как телохранители грузят Цыганёнка в красный лексус.

Все… за исключением Максима Игоревича Горских…

Но что делать с Серёгой? Бросить его на мостовой, полуголого, облёванного и пьяного в дребезги, она не могла. Ну никак не могла.

«Да уж… Постарался Акиф на славу», — подумала Крис, однако тут же одёрнула себя: в том, что Серый валяется на тротуаре в полной отключке, виновата она. И никто, кроме неё.

Кристина вздохнула, сняла туфли, подошла к соседу и опустилась на корточки. Узнает он её, или нет — плевать. Теперь она сможет списать любое подозрение на пьяный бред: всем известно, что под градусом любая замарашка кажется Анжелиной Джоли.

— Серый… — она коснулась его плеча. — Ты живой?

— Ы… Э-э-э… Лёха… Лёха? Ы-ы-ы…Держись, Лёха! — Сосед ухватил её за щиколотку.

— Понятно. — Крис отдёрнула ногу и вышла на дорогу. — Такси!

Первая машина ловко затормозила аккурат у бездыханного Серёгиного тела.

— Вах, какой красывый дэвушка! — златозубый водитель чмокнул воздух. — Пэрсик!

Кристина наклонилась, демонстрируя горцу декольте. Этот вид гипноза всегда удавался ей на славу.

— У красивой девушки муж лыка не вяжет, — надула она губки. — Помоги, милый. Деньгами не обижу.

Водитель посмотрел на Серёгу. Потом на её сиськи. Потом снова на Серёгу… И опять на сиськи.

— А-эх! Молодёжь! — сказал он и вышел из машины, громко хлопнув дверцей. — Пить не умеешь, зачем пьёшь, а? Скажи ему, да!

Грузин ловко подхватил Серого подмышки и поволок к своей серебристой десятке.

— Скажи — мужчина всегда должен мужчина быть. открой, да.

Кристина помогла погрузить соседа в машину, а сама села впереди, но очень скоро пожалела об этом: всю дорогу златозубый любитель персиков ныл по поводу тяжёлой жизни бомбил, цен на бензин, вороватых депутатов, неблагодарных детей и глупых баб. Крис терпела — без ворчливого горца она ни за что не смогла бы дотащить тяжеленного Сергея до квартиры. А парню становилось хуже. он всё громче звал какого-то Лёху, а когда открывал глаза, взгляд его становился совершенно безумным. Страшным.

— Совсем плохой, — ворчал водитель, волоча Серёгу по ступеням, а Крис всерьёз жалела, что живёт не на первом этаже. — Завтра больной будет, да.

Серый вдруг начал вырываться.

— Лё-ё-ёха-а! — заорал на весь подъезд, кинулся к перилам, а потом согнулся: его снова вырвало.

— Слюшай, дэвушка, я на такое не подписывался! — водитель шарахнулся от Сергея, словно тот покрылся чумными бубнами. однако, когда Кристина протянула ему три купюры, просиял. — Вах!

— Я же сказала — не обижу, — улыбнулась Крис. — Спасибо вам.

Златозубый отсалютовал.

— У такой хороший девушка и такой плохой муж! — сказал он. — Нэправильно! Скажи, чтоб не пил. Скажи — Ашот велел, вах!

— Скажу, — пообещала Кристина и вставила ключ в замочную скважину.

***

Он

Тра-та-та-та-та, — автоматная очередь разорвала тишину. Растаяла в тумане и повторилась снова: — Трра-та-та-та-та…

Серёга не знал, куда идти: седая пелена сползла с гор, и долина утонула в сизой дымке. Хотелось пить, и в горле мучительно першило. Высоко-высоко в небе, широко раскинув крылья, парил орёл. Хорошо ему — для него нет никакой войны…

Тра-та-та-та-та…

они шли уже много дней. Столько дней, что Серый сбился со счёта. Патроны давно кончились, а вместе с ними иссякла надежда.

Лёха застонал. Бедняга таял на глазах: лицо посерело, черты заострились, а на губах запеклась кровь. Идти он не мог — ему раздробили колени.

— Держись, Лёха, — прошептал Серый, взваливая израненного товарища на плечо. — Ты только держись, ладно? Нам до своих — рукой подать. Гляди, за той грядой дорога. Сукой буду — там она, родимая. Лёх? Лёха?

— Брось меня, Серый… — Хриплый голос звучал еле слышно. — Отвоевался я…

Друг зашёлся нехорошим кашлем, а потом ухватил Сергея ослабевшей рукой, понуждая нагнуться к запёкшимся губам.

— Ты дойди до наших, Серый… Предупреди… Расскажи про эшелон… Это приказ. Выполняй, Серёга…

Очередь прошлась по кромке холма, и Сергей закрыл друга собственным телом. Свинец больно царапнул предплечье и щёку. Но это — ерунда. Главное, чтобы Лёха жил. Без Лёхи ему никак. Но друг совсем посерел. И глаза его остекленело уставились в хмурое небо, где пронзительно кричал орёл. И смерть замерла во взгляде…

— Нет, Лёха! — завопил Серый и принялся трясти товарища. — Нет! Нет! Не умирай! Лёха! Нет!