Ничего кроме правды

Абраша купил у Дали один рисунок – голова, по которой ползают муравьи. «А что я мог поделать. Он сказал, что остальные рисунки не продаются. Я не хотел с ним спорить. Лучше так, чем лежать на улице, истекая кровью», – оправдывался Абраша.

Вас, дорогой читатель, наверное, интересует судьба этого рисунка, и я не буду вас мучить, а сразу расскажу. Этот великолепный рисунок уцелел, он пережил войну и времена застоя, он так и лежал между страницами в Абрашином дневнике до 1967 года. Когда я закончил школу и собрался поступать в художественное училище, Абраша принес мне маленький подарок. Между двух картонок лежал небольшой рисунок Сальвадора Дали с надписью на испанском языке на обратной стороне. Я перевел надпись гораздо позднее, уже в Америке: «Учителю и пророку Абрахаму из Гомеля в уплату за обед, который он сам съел». И подпись – Сальвадор Дали.

Я помню, как я был счастлив развернуть рисунок. Я просто не мог поверить своим глазам. Настоящий Дали!!!

Рисунок приехал в Америку вместе со мной, вклеенный под подкладку старого венгерского чемодана. Но, к сожалению, мне скоро пришлось с ним расстаться. Этот «великолепный образец раннего творчества Дали» приобрела национальная галерея за 150 тысяч долларов.

У меня, правда, осталась копия, я выполнил ее сам, скрупулезно перенеся все до последней детали, и она по праву висит в моей студии.

Я понимаю, продавать подарки – некрасиво, но я ничего не мог поделать, на этом настоял сам дядя Абраша, а я не мог ему отказать.

Он явился ко мне во сне. Стоя посреди какого-то бескрайнего поля, он улыбнулся грустно, как при жизни и громко сказал: «Шлемазл, срочно продай рисунок, а на вырученные деньги купи акции компании Микрософт!» Слово Майкрософт было тогда в 1989 году еще мне незнакомо, он повторил его несколько раз, и, только, когда он убедился, что я его запомнил, помахал мне на прощанье рукой и медленно ушел вдаль.

Я последовал совету моего любимого дяди и всем, что я имею на сегодняшний день я обязан ему. И яхта, и дом с колоннами на лесистом берегу реки Навесинк, и элегантная студия в Леонардо, любимом месте отдыха художников и поэтов, и квартира на Парк Авеню, все, абсолютно все возникло с легкой руки моего любимого волшебника дяди Абраши, царство ему небесное.

Но самое главное это то, что я теперь имею уйму свободного времени и могу распоряжаться им по своему усмотрению: писать истории и картины, принимать множество гостей, путешествовать и заниматься благотворительной деятельностью. Спасибо тебе за это, мой дорогой Абрашенька.

Простите меня за это невольное отступление, давайте поскорей вернемся в Париж 16 мая 1925 года.

Абраша возвращался в расстроенных чувствах. Сначала он хотел выбросить этот рисунок, но урны по дороге не было и к тому

же ему было жалко 15 франков. «Я мог вполне перекусить у Марика и деньги были бы целы, сейчас бы лежал себе на кровати и отдыхал, вот недотепа, – думал он, – два часа провести с умалишенным, «игнорируя гнойную рану бытия», – это надо же так завернуть. Хорошо, что еще жив остался».

Он медленно поднимался по лестнице в студию Шагала.

«Да этот Дали, видимо, далеко пойдет, даже Панкрат перед ним меркнет. Кровью девственниц он будет удобрять краски, черт его подери», – и Абраша открыл двери студии. То, что он увидел, было для него полной неожиданностью. Небольшая студия Шагала была забита людьми. Абраша увидел там и своих старых знакомых: Кислинга, Арона Фрида, Фуджиту. Там были и Хаим Сутин со своей подружкой Паулет и даже Пабло Пикассо. Все пришли проститься с Абрашей. Не обошлось, конечно, и без Панкрата, он появился позднее с Клеопатрой Белоликовой, уже сильно подшофе. «Шагал закатил настоящий бал по случаю моего отъезда, – рассказывал Абраша. – Я никогда не думал, что окажусь в Париже такой важной персоной. Там не хватало только президента Франции».

Вечеринка продолжалась до глубокой ночи. По случаю абрашиного отъезда Шагал где-то достал ящик полусладкого крымского вина Абрау Дюрсо. «Оно было просто великолепное, – говорил Абраша, – не то, что их французская кислятина». Абраша даже выпил на брудершафт с самим Пикассо. Клеопатра тут же прочла короткое стихотворение, которое сочинила на ходу. Абраша запомнил его целиком:

«В Пале-Рояль царит бедлам, В Париж приехал Абрахам.

Он много слов не говорил,

Но всех французов покорил И вместе с Пабло Пикассо Он пьет бокал Абрам Дюрсо».

Панкрат тоже несколько раз пытался что-то прочесть наизусть, но он был слишком пьян и кроме Хари-фари у него ничего не получалось.

Публика начала расходиться уже около часа ночи. Последним увели Панкрата, Кислинг и Фуджита с трудом дотащили его до дверей.

Абраша долго не мог заснуть, он боялся опоздать на поезд и задремал уже под утро.

Ему приснилось, что он дома. Все семья сидела за большим столом. Папа читал газету, а мама разливала суп по тарелкам. Сестры о чем-то шушукались. Было тихо-тихо, только ходики на стене мерно постукивали: тик-так, тик-так.