Ничего личного

Засунув руки в карманы и привычно покачиваясь с пятки на носок, Александр Гловер некоторое время стоял перед зданием «Индепендент медиа». Горел яркий свет в окнах нижних этажей, где сутки напролет монтировалось оборудование для «Скай Ньюс»; наверное, Равик тоже сидел у себя на пятнадцатом; стекла пентхауса казались матовыми от царившей за ними непроницаемой тьмы.

Поднявшись в лифте на двадцатый, Гловер снова помедлил, а затем направился к своему кабинету. Идти домой не хотелось. Не напрасно тетка называла его квартиру стеклянным зверинцем: в пасмурные дни ему самому бывало неуютно в огромной коробке, насквозь пронизанной жидким светом мутного солнца. Обилие абстрактной живописи на стенах уюта не добавляло.

Заняв место отца, Александр собирался перестроить его кабинет, но обнаружил, что на удивление комфортно чувствует себя за древним столом, обтянутым синим сукном, и в не менее древнем продавленном кресле. Хелен бдительно следила, чтобы запас виски в шкафчике, замаскированном под корешки книг, не иссякал.

Плеснув себе на палец (только чтобы смочить губы), Гловер уселся в кресло и принялся задумчиво барабанить по краю дубовой столешницы. Итак, мисс Эванс сочла его слишком старым для себя. Нельзя было не признать отчасти ее правоту, особенно глядя в ее такое свежее и юное лицо. Сегодняшний макияж прибавил ей от силы год возраста, на видео же она вообще казалась восемнадцатилетней. Трудно сказать, что именно способствовало этому впечатлению — чистая гладкая чуть позолоченная загаром кожа, невинный нежный рот или доверчивое выражение глаз.

Впрочем, сегодня вечером ее взгляд не выражал доверия; Кэти гневно сверлила его расширенными зрачками и глухо рычала, как разъяренная кошка. «Неистовый позор», так она сказала? Что за странное выражение? Какой-то неуместный шекспировский пафос. А если…?

Александр включил рабочий компьютер и вошел в поисковую систему. Множество ссылок адресовало его к трем статьям Люка Харди, известного журналиста, погибшего пять лет назад, активного участника «Сети Вольтера» (13) и одного из организаторов конференции независимых журналистов «Ось мира».

На второй странице обнаружилась еще одна ссылка на анонимную статью, опубликованную на сайте Хью Макдермида. Ожидая, пока информация загрузится на экран, Александр откинулся на спинку кресла и сделал медленный глоток из своего стакана. Он никогда не верил в случайные совпадения. Итак…

«Мы наблюдаем массовое снижение продаж через киоски…»

Правильно, он сам об этом говорил в недавнем интервью.

«Можно было бы списать этот невероятный факт на Интернет, но увеличения подписки на электронные версии газет не наблюдается…»

Тоже верно, хотя об этом он предпочел умолчать.

«По странной иронии судьбы большинство всегда молчаливо. И все же они недвусмысленно выражают свое мнение, когда голосуют кошельками…»

Перед глазами снова всплыла невинная мордашка Кэти Эванс. Вот, значит, ты какая, девочка моя?

«Кто занимает последние места в рейтингах? Банкиры и телеведущие. Каково в наше время место телеведущего? Где-то между политиком и проституткой…»

Честно, прямо и очень, очень неприятно. А самое неприятное, что это мнение полностью совпадает с его собственным. Гловер вернулся к Люку Харди.

На фотографиях разных лет старый бунтарь почти не менялся: поджарая, чуть сутулая фигура, пронзительный взгляд, узкая щель рта, неизменный твидовый пиджак с кожаными заплатами на локтях. Из личных снимков только один — смеющийся мужчина, обнимающий невысокую женщину и девочку-подростка с тонкими ногами и пушистой, как рыжий одуванчик головой.

Александр поднял трубку телефона:

— Густав, ты на месте?

— А где мне еще быть.

И то правда. После смерти жены полтора года назад Густав Равик все свое свободное время проводил в редакции.

— Поднимешься ко мне? — Старый друг был одним из немногих, допускавшихся в «логово» Гловера.

— Лучше ты спускайся. Виски у меня есть.

Густав молча предъявил Александру бутылку с черной этикеткой, получил одобрительный кивок и разлил напиток по стаканам. Вопросов не задавал, ждал, когда Гловер заговорит первым.

— Ты помнишь Люка Харди?

— Ну да, приходилось общаться. Хороший был журналист. Разве ты его не помнишь?

— Я с ним не работал и не пил, — пояснил Александр. — Помню, что он был вечным борцом, и что плохо кончил. Так и не выяснили, кто его подставил?