Ничего личного

И тут неожиданно для всех высказался Липатов. Который с откровенной злостью сказал:

– В темную, значит, использовали? Суки! А кто его за шею держал? Кто?!

Манцев тут же на него накинулся:

– Заткнись! Идиот! Он же тебя на понт берет!

– У Андрюхи белая горячка. С перепоя. Принял вчера хорошо, я свидетель, – тут же сказал Саша Иванов. – Не слушайте его.

Шофер, набычившись, смотрел на обоих.

– Молчать всем! – заорал Семеркин. – Скажете, когда я буду спрашивать!

– Все замолчите, – не выдержала вдруг Серебрякова. – Все кончено. Хватит уже. Собирайтесь, сейчас едем.

– Нет, ну почему я? – опять выкрикнул Липатов. – Почему Липатов? Почему, как туда сюда, так сразу Липатов? Да сколько можно Липатову?!

– Ты сейчас доорешься, – зашипел на него Иванов. – Сказали тебе – иди, чемодан собирай, а ты надрываешься. Костя, да уведи ты его!

Опился. Что называется, дорвался парень.

– Да, пьян, – тут же с готовностью подтвердил Семеркин, – эксперт, возьмите пробу на алкоголь.

– Да хватит вам уже, – сказал Алексей. – Я тут, на вас глядя, вспомнил вдруг документальный фильм. Из мира животных. Оказывается, наши предки, какие-то там обезьяны, питались не просто мясом, а даже мясом своих сородичей. Так вот, там, в этом фильме, одна такая озверевшая голодная стая загоняла маленькую мартышку. Все зажимали ее, загоняли на дерево, рычали, ревели, а потом, когда загнали совсем, разорвали на куски. И съели. Противно было смотреть. Я еще тогда себя утешил: мол, это же животные, неразумные, живущие инстинктами твари. Так вот, вы – хуже. Эти, по крайней мере, жрать хотели, а вы что здесь все, с голоду умираете, что ли? Вы же все хорошо живете. В большинстве своем. Но… Сказали: этого можно. И понеслось. Без тормозов. Плохой он был или хороший, но он все равно этого не заслужил, – в этот момент зарыдала Эльза. – Все. Я ушел. Если сейчас не найдутся желающие меня довезти до ближайшего метро, мы с семьей пойдем на автобус. Пешком по лесу.

Ему ответил Саша Иванов:

– Ты сам мартышка. Кривляешься, во всяком случае, как обезьяна. Ничего из того, что ты здесь сказал, не было. Это личная месть. Мы поспорили ночью, и он попытался меня избить. Но получил сдачи. Обратите внимание на его лицо. Прошу отметить в протоколе.

– Э, нет, – сказал Алексей. – Это дело я озаглавил бы так: «Ничего личного». Все в интересах фирмы. А ты, Саша, осмелел. Власть почуял?

Семеркин влез в разговор, явно торопясь поскорее закруглиться:

– Отношения и потом можно выяснить, все это милиции неинтересно. Нам факты нужны, а факты нас уже устраивают. Все, дело закрыто.

– Ирина Сергеевна, я вас отвезу? Вы впереди сядете, а Леонидовы сзади. Сережу на руки возьмут, доедем как-нибудь, – засуетилась Марина Лазаревич.

– Хорошо, Мариша. Вызывайте дежурную, через двадцать минут будем сдавать коттедж, – сказала Серебрякова.

– А кто в морг за телом приедет? – вмешался Семеркин. – Родители у нее где?

– Да кто их знает, – пожал плечами Манцев. – Она не москвичка.

– У меня есть телефон, – сказала Марина. – Ольга давала мне свой адрес. Маленький городок в Подмосковье. Я позвоню, когда приеду домой, скажите только, где тело забирать, и когда.

– Вот вскрытие сделаем, надо же причину смерти… – заикнулся молоденький эксперт.

– Я вам оставлю номер телефона, – вздохнула Марина.

– Все могут расходиться, – подвел итог Семеркин.

– И разъезжаться по домам! – радостно сказал кто-то.

Алексей машинально отметил, что голос женский.

Минут через десять Саша ускоренными темпами запихивала в объемную сумку вещи. Она бегала из ванной комнаты то к тумбочке, то к креслам, заглядывала под кровати, и даже пыталась сдвинуть мебель. Не забыть бы чего!

– Да не суетись ты так, – не выдержал Алексей. – Все равно раньше Серебряковой не уедешь, а она отправится последней, потому что все бумаги у нее. Ей сдавать коттедж.

– Как бы чего не забыть.

– У тебя что, весь золотой запас России с собой, что ли? Ну, забудешь какую-нибудь ерунду, невелика потеря. Что ты так нервничаешь?

Саша села на кровать и заплакала.

– Ну, вот опять! – сказал он. – Слушай, ты дома столько не ревешь! Ну, что теперь?

– Леш, ты меня простишь?

– За что?

– Я не знала, что это они Валеру убили. Мне Аня сказала, что была драка.

– Значит, я был прав?

– Да.

– Бедная Анечка! Значит, для всех добреньких была разработана именно эта версия, и ты, дуреха, вместе со своей Анькой на нее попалась. А ей кто доложился?

– Муж.

– Серега? Значит, он все знал?

– То же, что и Ирина Сергеевна. Но они с Аней здесь ни при чем. Они в номер ушли. А их номер внизу. Хочешь, я пойду в милицию и все расскажу?

– Куда?! Сиди, идеалистка! Проехали. Знаешь, что после драки не делают?

– Я думала, что Валера здесь самый плохой. Его все так ругали…

– Саша, Саша…

– Он Аню уволил.

– Ане твоей еще достанется, – невольно вздохнул Алексей.

Тут в дверь раздался осторожный стук и голос Сереги Барышева.

– Леха, ты еще здесь?

– Легок на помине! – буркнул Алексей. И крикнул: – Войдите!

– Я один, – Барышев приоткрыл дверь: – Можно?

– Чего тебе?

– Мы сейчас уезжаем.

– На чем?

– У меня старый «жигуль», милая сердцу копеечка. Папин еще. Подарок к свадьбе.