Ничего невозможного

Фэйм замерла в дверном проеме и не верила своим глазам. Неприступный ожесточенный Росс гладил пальцем ручки и ножки Диана, что-то шептал и, по всей вероятности, собирался простоять над колыбелью до утра. Какая-то невидимая сила смыла все внутренние барьеры, ведь даже спина Джевиджа сейчас выражала любовь к малышу.

— Не волнуйся, он хорошо поел и будет спать до утра, — прошептала женщина тихонько, боясь спугнуть столь редкостную птицу — Джевиджеву нежность.

Надо пользоваться моментом, потому что, агрессивный и скрытный по природе, он редко давал увидеть самые тонкие потаенные стороны своей натуры, а на пятом десятке лет мужчину уже не переделаешь.

— Я соскучился по нему, — ответствовал так же тихо лорд канцлер.

«Не мудрено. За три с половиной месяца-то», — усмехнулась мысленно Фэйм, но ничего не сказала, а просто обняла супруга за талию и прижалась щекой к его плечу, присоединяясь к радостному бдению.

«Мы с Дианом победили! — ликовала Фэймрил. — Слава Великому Л'лэ! Жаль только, нельзя раскрыть Россу главную тайну. Или можно?»

Человечья натура такова, что всегда и везде ищет дорожку к запрещенному, маленькую лазеечку, крошечную щель в желаемое. И, что показательно, всегда находит искомое. И сколь бы высоки ни казались стены внутренних крепостей-запретов, сложенных из несгибаемой воли, твердокаменных убеждений и стальных принципов, в них отыщется потайная дверца. Главное, убедить себя в том, что ничего страшного не случится, если хотя бы одним глазком… ну, в общем, все знают, что бывает дальше.

Росс так отчаянно искал предлог позволить себе полюбить сына, что, когда нашел таковой, его «крепость» пала в тот же час. Дав себе зарок и понимая, сколь быстро утекает время, Джевидж припал к источнику своего счастья со всем пылом страстной натуры. На Диана и Кири обрушилась целая лавина любви и обожания. Наверное, Росс и сам от себя не ожидал такого половодья чувств, ибо это была безумная любовь, в том смысле, что в ней не нашлось ни капли рассудочного, чего-то от ума, логического или практичного. Нечеловеческая, почти звериная неутолимая жажда — вот что это. Так волк готов отдать жизнь за своего волчонка и растерзает любого, кто осмелится угрожать жизни детеныша. Так орел от зари до зари без устали печется о пропитании своего беспомощного птенца. Джевидж коршуном кружил над детьми и волком глядел на каждого, кто посягал на их внимание. С профессором Коринеем они почти дрались за право первым утром достать малыша из колыбели, вдохнуть его теплый молочный запах и ответить на сонную бессмысленную улыбку. Ниал, поначалу честно пытавшийся вызвать у милорда собственнические чувства и ревность, попался в расставленную ловушку вместе со своей жертвой. Теперь он сам ревновал и не хотел делиться хитрым маленьким мажонком даже с его родным отцом и чувствовал себя обделенным, почти обворованным.

Фэйм, хоть и нарадоваться не могла такой резкой перемене настроения Росса, потрясенно взирала на каждодневную битву двух немолодых мужчин за внимание одного младенца. Они на полном серьезе строили друг другу козни, плели интриги и ругались до тех пор, пока не додумались по-честному разделить время, отдаваемое детям. Вторая половина дня, после окончания занятий в университете, честно принадлежала Коринею, а вечер — Джевиджу. И упаси ВсеТворец посягнуть хоть на минутку сверх положенного — загрызут.

— Эта хитрая ж-ж-ж… филейная часть — твой муженек, деточка, откровенно мухлюет, — жаловался разобиженный Ниал. — Тоже мне выискался папаша! Он возвращается каждый день все раньше и раньше.

— Разве не этого мы с вами добивались? — сдержанно улыбалась Фэймрил. — По-моему, наш план был именно таков — заставить Росса ощутить себя отцом.

— Он удался! — сокрушался профессор, еще более расстраиваясь. — Но кто ж знал?

Леди Джевидж, к примеру, тоже не могла себе вообразить такой реакции от сдержанного, вечно закованного в панцирь условностей супруга. Не говоря о няньках. Те так и вовсе не привыкли, чтобы сиятельные небожители в раззолоченных мундирах, нисходящие к простым смертным со своих вершин лишь по острейшей необходимости, уделяли своим отпрыскам более трех минут в день, и не знали что и думать, когда милорд отбирал у них детей на два часа кряду.

— В детях есть удивительная прелесть, дорогая, — удивленно объяснил он. — Ты не поверишь, но у меня даже желудок перестал болеть по утрам.

— Это от хорошего настроения и добрых мыслей. От детей ведь не только грязные пеленки и горючие слезы бывают.

— Не исключено. Рядом с Дианом меня охватывает удивительное спокойствие.

Фэймрил только и оставалось, что улыбаться и тихо радоваться своему счастью — видеть умиротворенного, живущего с самим собой в ладу и мире Росса Джевиджа. И — да, он позволил Кири играться со своими орденами — цеплять их на платья куклам и скалывать края «королевской мантии» из бархатной скатерти, когда та рядилась в принцессу.