Ничего они с нами не сделают. Драматургия. Проза. Воспоминания

СЕРВИЛИЙ. Должен сказать тебе, что наш Луций отлично осведомлен о всех делах и о твоем споре с Домицианом уже наслышан. Вот Руф Туберон и делает тебе от его имени предложение помочь своим даром правому делу, а заодно и возвысить голос против общего нашего врага, который, как последний трус, скрывается неизвестно где… Что это там скрипит в твоем доме?

МЕССАЛИНА. Половицы скрипят, что ж еще? Гнилье это, а не дом.

СЕРВИЛИЙ. Ничего, ничего, вам недолго здесь жить. Справедливость, образно говоря, в пути уже. Но ты должен морально поддержать победителя.

ДИОН. Не рано ли ты празднуешь его победу?

СЕРВИЛИЙ. Что ты, Дион, я себе не враг. Посуди сам, Домициан бежал, город открыт, на помощь Антонию спешат полчища варваров. Нет, милый, дело сделано, тут уже – все… Спроси Мессалину, она умная женщина.

ДИОН. Значит, и варвары сюда идут?

СЕРВИЛИЙ. Временно, до стабилизации положения. Кстати, об их вожде тебе тоже следует написать несколько теплых слов.

ДИОН. Да ведь он их даже прочесть не сумеет, он неграмотен!

СЕРВИЛИЙ. Он?! Что за чушь?! Интеллигентнейший человек! Зачем ты слушаешь всякие сплетни? Он всего Горация наизусть знает. Особенно эту строчку: «Презираю невежественную чернь».

ДИОН. Ты-то уж наверно написал хвалебную песнь.

СЕРВИЛИЙ. Само собой, милый. Нельзя терять времени. Хочешь послушать?

ДИОН. Зачем? Я ее знаю заранее.

СЕРВИЛИЙ. Ты хочешь сказать, что я банален? Между прочим, банальность – отличное качество. Она приятна уж тем, что доступна. Ладно, не будем вести литературных споров. Я ограничусь только началом.

ДИОН (косясь на двери). Ну хорошо. Читай, только громче…

СЕРВИЛИЙ. Ты стал плохо слышать?

ДИОН (шутливо). Я хочу, чтоб твои стихи слышали все.

СЕРВИЛИЙ. Могу и погромче. Тем более они – не для нежного шепота. (Декламирует.)

Рад мой восторженный Рим торжество

триумфатора видеть,

Луций Антоний стремит в Рим белогривых коней…

Какова инструментовка стиха, ничего себе? Обыграл звук «эр» по всем правилам!

ДИОН. Дальше.

СЕРВИЛИЙ.

Рядом с Антонием – друг, властелин

проницательных хаттов,

В братском союзе они нас от тирана спасут.

Ну как? Все-таки нельзя отрицать, что как мастер я сделал большие успехи.

ДИОН. Еще большие – как человек.

СЕРВИЛИЙ (обидевшись). Странно, что ты еще не объелся иронией. Говоришь с ним по большому счету на профессиональном языке…

ДИОН. Не сердись, ты растешь, это ясно даже младенцу. Более того, я убежден, что ты откроешь в поэзии целое направление…

СЕРВИЛИЙ (радостно). Ты серьезно так думаешь?

ДИОН. …и по твоему имени его назовут сервилизмом, а твоих последователей – сервилистами. Тебя же будут изучать как основоположника.

СЕРВИЛИЙ (вздохнув). Не верю я тебе, все-то ты язвишь, все-то намекаешь, а зря, честное слово – зря. Слушай, я ведь, в сущности, простой парень, я хороший парень и знаю, что места хватит всем. И еще я знаю, что через несколько лет от нас останутся только прах и пыль, что милость цезарей непрочна, судьба бессмысленна, и говорю я про себя: да идите вы все в…

МЕССАЛИНА. Тихо, тихо – здесь женщина!..

СЕРВИЛИЙ. Прости, Мессалина. Идите вы подальше, говорю я про себя, желаете выглядеть красивыми – отлично, в моих стихах вы будете красивыми. Будете мудрыми, остроумными, смелыми, что угодно, только дайте и мне кусок пирога.

МЕССАЛИНА. Слышишь, Дион? Я всегда говорила, что он умный человек.

СЕРВИЛИЙ. Так что же мне передать Руфу Туберону?

ДИОН. Передай ему, что я обладаю прямолинейным мозгом и гибкости в нем ни на грош. Передай, что измена для меня всегда измена и никогда я не назову ее государственной мудростью. А властолюбие для меня всегда властолюбие, и никогда оно не станет в моих глазах заботой об отечестве. Еще передай, что нельзя освободить народ, приведя сюда новых завоевателей, которые окончательно его разорят. Словом, скажи, что я остаюсь.

МЕССАЛИНА (махнув рукой). Все пропало, так я и состарюсь в этой дыре! (Уходит в дом.)

ДИОН (вслед, со вздохом). Женщина остается женщиной. Прощай, Сервилий. Счастливого пути.

СЕРВИЛИЙ. Прощай, Дион. Странный это ум, от которого его хозяину одни неприятности. (Со смехом уходит.)

ДИОН (вспылив, кричит вслед).

Пролетел орел однажды над садами цезаря,

И червя он обнаружил на вершине дерева.

– Как попал сюда, бескрылый? Объясни

немедленно.

– Ползая, – червяк ответил, – путь известен:

ползая!

Но Сервилий уже ускакал. Дион обрывает стихи.

Странный, он говорит? А возможно, и странный… Возможно, и внуки посмеются надо мной, как сегодня смеются их деды… Ведь годы действительно идут… ведь я старею… и все меньше сил… и надежд все меньше… И ожиданий почти уже нет. В самом деле, что может ждать человека, которому скоро пятьдесят?

Выходит потрясенный Домициан.