Ничего они с нами не сделают. Драматургия. Проза. Воспоминания

ПУШКИН. Нет, отче, ответ не так прост, не так прост. Скажи, когда нравственней человек: когда он возвыситься хочет над временем или когда ему принадлежит? Ежели весь он отдан веку, то он отдан и во власть его страстей, его торжищ. Но ежели он над ним воспарит, он не только олимпиец, он и беглец. Справедливо это? Ведь он не труслив, он мудр! В чем же мудрость? Верно, недаром люди втайне ее терпеть не могут.

ЖУКОВСКИЙ. Ах, Александр, мудрость и ты – две вещи несовместные. Но прояви ее хоть однажды. Тем более когда ее диктует благодарность.

ПУШКИН. Только и слышу со всех углов! Можешь ты объяснить мне толком? За что я должен благодарить?

ЖУКОВСКИЙ. Охотно. Часто тебе отказывали в деньгах? А ведь ты просил их не раз и не два.

ПУШКИН. Твоя правда.

ЖУКОВСКИЙ. Тебя допустили к историческим занятиям? Ты и сам об этом мечтал, а тебе еще положили жалованье. Этого места домогались многие.

ПУШКИН. Ты прав.

ЖУКОВСКИЙ. Тебе простили твои писанья? Ты знаешь, о чем я говорю.

ПУШКИН. Простили.

ЖУКОВСКИЙ. Простил тебе государь тот день, когда ты ему объявил в лицо, что, будь ты в столице, был бы врагом его?

ПУШКИН. Простил и тот день.

ЖУКОВСКИЙ. Что ж тебе не ясно?

ПУШКИН. Решительно все. Как я жил, как писал. Куда плыл все годы, куда пристал. Все смутно, все сейчас точно смешалось. Ясно же лишь одно, лишь одно. Тот день, который ты мне припомнил, тот день и был вершиною жизни. Я с царем говорил как равный. После того я стал холоп.

ЖУКОВСКИЙ. Бог с тобой, Александр.

ПУШКИН. Холоп, холоп.

ЖУКОВСКИЙ. Ты не в себе, вот еще беда!

ПУШКИН. Ничуть. Холопом быть – не беда. Не быть им – вот беда, вот несчастье!

ЖУКОВСКИЙ. Не смей унижать себя!

ПУШКИН. Разве ж не так? Разве по праздникам я не в ливрее? Не в шутовском колпаке? Кто ж я?

ЖУКОВСКИЙ. Ты – Пушкин. Пуш-кин. Гений России.

ПУШКИН. Гений? Нет. Гений горд. Независим. Гений не берет у правительства взяток. Он знает, даром не благодетельствуют. Тешишь тщеславье – плати покоем. Берешь покровительство – отдай достоинство. А вспомнил о чести – так мордой в грязь. Пиши письмо. Одно. Другое. А там и третье. Да что ж за пытка?! А хоть и так! Заслужил – терпи. (Хватает со стола куклу.) Что, проклятая обезьяна? На тебе, на! Знай свое место!

ЖУКОВСКИЙ. Господи, он сошел с ума! Где лед, где вода!

ПУШКИН (обессиленно). Не надо. (Садится.) Не надо. Прости. Я все сейчас напишу.

ЖУКОВСКИЙ (тихо). Государю?

ПУШКИН. Нет. Графу. Человек я служивый – значит, мне и писать по начальству. Да не гляди на меня с тоской. Не волнуйся. На этот раз – будешь доволен.

12

10 августа 1834 года

Ресторация Дюмэ. Пушкин, Вяземский и Соболевский обедают за общим столом. В конце стола – кавалергард и господин с удивленным лицом.

ПУШКИН. Однако ж как Соболевский прекрасен. Взгляните, какая томность в движеньях, какая нега в глазах.

СОБОЛЕВСКИЙ. Как у одалиски.

ПУШКИН. Как важен, как исполнен достоинства. Да что с тобой? Уж не кокю ли ты?

СОБОЛЕВСКИЙ. По-твоему, только одни рога придают человеку значительность? Я хорош собою – вот и весь сказ.

ВЯЗЕМСКИЙ. Мало что хорош, еще и респектабелен. Благонамеренный господин.

СОБОЛЕВСКИЙ. Намеренье всегда благое, да исполнение плохое. Что вы ликуете, черт вас возьми? Велика важность – новое платье.

ПУШКИН. Что платье, что под платьем, всем взял.

СОБОЛЕВСКИЙ. Вот в прошлом годе был я на славу – все старые девки пялили на меня лорнеты.

ВЯЗЕМСКИЙ. Истинно так, золотые усы, золотой подбородок.

СОБОЛЕВСКИЙ. И подбородок был хоть куда. Пушкин от зависти стал усы отращивать.

ПУШКИН. Милорд, усы – великое дело. Выйдешь на улицу – дядюшкой зовут. (Разливает вино.) Будь счастлив, и да будут боги благосклонны к чреслам твоим.

СОБОЛЕВСКИЙ (поднял бокал). Пусть встреча так же будет весела. Завтра, князь?

ВЯЗЕМСКИЙ. Неотвратимо.

СОБОЛЕВСКИЙ. В час добрый. Дочь вернется здоровой, сам будешь весь до костей продут европейскими сквозняками, станешь свеж, как морская волна. Вот и я копаюсь-копаюсь, а как в один день соберусь, только вы меня и видали.

ПУШКИН. Значит, и ты меня покинешь?

СОБОЛЕВСКИЙ. Что делать? Еще ненароком протухнешь. Ubi bene ibi patria.

ПУШКИН. Если бы так!

КАВАЛЕРГАРД (продолжает рассказ). Присутствие матери было некстати, и все-таки я решил рискнуть.

ГОСПОДИН С УДИВЛЕННЫМ ЛИЦОМ. Да как же – при матери? Не понимаю…

Кавалергард еще более понижает голос.

ПУШКИН. С богом, Сергей. Жизнь всех нас разбросит, смерть опять соберет.

ВЯЗЕМСКИЙ. Аминь.

СОБОЛЕВСКИЙ. Аминь.

Пьют.

ПУШКИН. Одно утешенье – не разгуляетесь. Слава господу, вышел апрельский указ. Домой, перелетные птички, домой. Летайте, но в пределах закона.

ВЯЗЕМСКИЙ. Ты прав. С каждым годом и с каждым указом мир отдаляется. Однако же милостив Бог. На Руси есть спасенье от дурных приказов.

СОБОЛЕВСКИЙ. Какое ж?

ВЯЗЕМСКИЙ. Дурное их исполнение. (Пьет.) Авось порядка у нас не будет.

ПУШКИН. Образцовая безнадежность.