Софья Андреевна Миллер, урожденная Бахметева – в дальнейшем его жена.
Алексей Жемчужников и Владимир Жемчужников – его двоюродные братья.
Александра Толстая – его кузина, друг императрицы.
Николай Павлович – император.
Александр Николаевич – цесаревич, в дальнейшем император.
Мария Александровна – императрица, жена Александра Николаевича.
Екатерина Долгорукая – фрейлина императрицы.
Николай Гаврилович Чернышевский.
Ольга Сократовна – его жена.
Анастасия Николаевна Мальцева – приятельница императрицы.
Барятинский.
Генерал Карташов.
Аристарх Платонович Возницын – учитель великого князя Павла.
Лилиенкренцляйн – архитектор.
Первый оратор.
Второй оратор.
Третий оратор.
Молчаливый студент.
Часть первая
Декабрь 1850 года. Петербург. Ночь. Грохот. Лилиенкренцляйн встает с ложа сна. Он в длинной, до пят, белой рубахе.
ЛИЛИЕНКРЕНЦЛЯЙН. Марихен, вас ист’с? Мариа Сергеевна… (
ГОЛОС СЕМЕНА. Сейчас, сейчас… Не извольте гневаться…
ЛИЛИЕНКРЕНЦЛЯЙН. Семен, с кем ты там разговариваешь?
ГОЛОС СЕМЕНА. Вас требуют.
ЛИЛИЕНКРЕНЦЛЯЙН. Ах, гнэдигер готт, кто меня требует в глухую ночь?
ГОЛОС СЕМЕНА. Его благородие.
ЛИЛИЕНКРЕНЦЛЯЙН. Мариа, вы слышите? Этой женщине все равно… за мужем явились… Сейчас его увезут навеки… ей же снится какой-то цаубертраум… О, что за страна, что за люди… Вот я!.. Чего от меня вам нужно?
Обозначается в сумеречном свете некая грозная фигура – шинель, фуражка. Громкое бряцание шпор.
ОФИЦЕР (
ЛИЛИЕНКРЕНЦЛЯЙН. Да, да, это я. Чего вы хотите? Моя невинность известна.
ОФИЦЕР. Ваша невинность при вас останется. Извольте в девять часов утра незамедлительно прибыть в Исаакиевский собор.
ЛИЛИЕНКРЕНЦЛЯЙН. О, что ж это?.. О, зачем? Объясните. Я добрый примерный лютеранин.
ОФИЦЕР. За лютеранство не опасайтесь. Вас не молиться туда зовут. Исаакий проваливается, господин архитектор.
ЛИЛИЕНКРЕНЦЛЯЙН. Боже, в том нет моей вины.
ОФИЦЕР. Надеюсь. В девять часов утра! И – не опаздывать. Честь имею.
Бряцание. Грохот. Стук двери.
ЛИЛИЕНКРЕНЦЛЯЙН. Мариа, вы слышите? Мариа Сергеевна… Спит… бесполезно. О, где я живу? Средь ночи входят в семейный дом… Исаакиевский собор проваливается… Все идет кувырком, вверх дном… Вас нун цу тун? О, барбарлянд…
Январь 1851 года. Зимний дворец. Кабинет Николая. Аскетическая обстановка. Император и цесаревич.
НИКОЛАЙ. Ну знаешь, подобной галиматьи еще я не видел. Бог уберег. Как пал Александрийский театр!
АЛЕКСАНДР. Бедняга Толстой, когда б он предвидел!
НИКОЛАЙ. Отменного я тебе выбрал товарища для детских игр. Но как угадаешь, в кого обратятся милые мальчики? И есть же и охота и время для этаких пакостей… Непостижимо. Что он, что кузены его Жемчужниковы… нечего сказать, хороши! Я постоянно говорил – люди, свободные от обязанностей, однажды нарушают приличия.
АЛЕКСАНДР. Отец, ну мне ли не знать Толстого. Нет человека добросердечней. Возможно, водевиль не удался, но это не столь уж великий грех.
НИКОЛАЙ. «Фантазия»! Не худо назвали. Спаси нас Господь от таких фантазий. Какая-то вздорная старуха, где-то потеряв собачонку, так безутешна, что посулила воспитанницу тому из влюбленных, кто ей отыщет эту болонку. И все эти остолопы носятся, как очумелые… ищут пропажу!
АЛЕКСАНДР (
НИКОЛАЙ. Ах, перестань. Всему есть предел. Даже бессмыслице.
АЛЕКСАНДР. Чем же окончилось? Нашелся ли песик? Была ли свадьба?
НИКОЛАЙ. Не знаю, да и знать не хочу. Я не дождался развязки. Как выпустили на сцену собак, я и понял, что мне там нечего делать.
АЛЕКСАНДР. И много их было?
НИКОЛАЙ. Целая свора. Рассказывают, что после Мартынов просил у публики извинения. Но это не просто вздор. Тут насмешка.
АЛЕКСАНДР. Помилуй…
НИКОЛАЙ. Уверяю тебя. Эта компания расшалилась. То созывают всех архитекторов чинить Исаакий, то беззастенчиво третируют министра финансов…
АЛЕКСАНДР. И бедный Вронченко претерпел?