Ничего особенного (СИ)

— Я не собиралась с ним продолжать отношения. Так, один раз встретились и разбежались, — женщина старалась быть равнодушной, смотрела в зал, отведя глаза от Глеба, боясь, что он распознает ложь.

— Как со мной? — начинал злиться Глеб.

— Как с тобой, — твердо произнесла Вера, отрезая себе дорогу к отступлению.

— Зачем же ты рожаешь, если не собираешься выходить замуж?

— Залетела. Не делать же аборт. Мне уже тридцать лет. Может так статься, что детей больше Господь не даст. — Вера чеканила слова так, как будто била Глеба по щекам. Он растерялся, не зная, что еще сказать. Но потом вспомнил и, снова поймав глаза Веры, спросил:

— А та девочка, которая из детдома? Кто она тебе? Чья она?

— Эта девочка выползла ко мне на дорогу, когда я стояла на остановке.

— Как это? — удивленно сказал Глеб. — Где же были ее родители?

— Мать — алкоголичка, дома спала. Мужа у нее нет. Тоже, видимо, как я, переспала с первым встречным и залетела. Может, пожалела ребенка — оставила, не стала аборт делать. Может, некогда было до больницы доехать — пила. Кто ее знает?

Глеб смотрел на Веру, не отрываясь, все, надеясь, что она шутит, придумывает, что улыбнется сейчас и скажет что-то совсем другое. Менее грязное и циничное. Но что именно? Глеб сам не знал. Что бы он хотел, чтобы она сказала?

Вера молчала. Она видела, как в отчаянных глазах Глеба, как в штормовом море, тонет любовь на своем ветхом суденышке. С болью в сердце она замечала, что смотрит он на нее уже совсем не так, как раньше.

«Ну что ж, — думала Вера, — мне удалось его разочаровать. Ему теперь будет легче. Легче забыть меня».

Вера встала:

— Прощай, — сказала она и медленно пошла к выходу. Кашемировая шаль сползла с левого плеча и волочилась одним хвостом по полу, как будто навсегда заметала ее следы.

— Прощай, — тихо сказал Глеб. Но Вера его уже не слышала.

Прошел еще месяц. До Татьяны Васильевны все же дошел слух, что дочь ее беременна. Женщина в тот же день примчалась к Вере и с порога накинулась на нее:

— Вера, что ты делаешь?! Зачем ты загоняешь себя в тупик? Кто мне говорил, что хочет быть независимой, успешной, свободной, жить для себя, для своего удовольствия?! Ты же красивая, образованная женщина! У тебя такие перспективы были и в карьере, и в личной жизни! Ты могла встретить достойного человека и образовать с ним крепкую семью. А что теперь? Мать одиночка? Да еще сразу с двумя детьми, одна из которых — дочь алкоголички?

Вера встала у мамы на пути, перегородив дорогу в комнату:

— Мама, зачем ты приехала? Уезжай, пожалуйста.

Татьяна Васильевна вдруг обмякла, прислонилась спиной к стене коридора, и зарыдала.

Вера молча стояла и смотрела на мать. Ее душа разрывалась от жалости к ней. Но она знала, что никому не позволит больше называть свою Катю дочерью алкоголички. Даже родной матери.

В дверь позвонили. Татьяна Васильевна обернулась и посторонилась. Вера подошла и открыла. Нонна Павловна с Катюшкой на руках вернулись с прогулки. Няня испуганно поздоровалась и прошла в комнату, закрыв за собой дверь.

— Ясно. Значит, у тебя все хорошо, — ревниво сказала мама Веры, мазнув по лицу дочери обиженным взглядом. — Я тебе не нужна. Ты лучше с чужими людьми будешь жить, чужих слушать, а мать тебе никто, не авторитет. Я даже не достойна, чтобы ты попросила помощи, так выходит?

— Я не хотела тебя нагружать, зная твое отрицательное отношение к удочерению Кати. Мне, мама, сейчас скандалы не нужны.

— А мне — нужны! — Татьяна Васильевна всплеснула руками, как будто никак не могла понять, почему дочь так относится к ней. — В кого ты такая? Я вроде бы всю жизнь тебе посвятила! А тебе плевать на меня! В отца пошла, наверное! Тоже бросаешь меня, гонишь!

— Мама, ты можешь приезжать, когда хочешь, только без выяснения отношений.

— Приезжай, мама, сиди и молчи, как немая. Держи все в себе? Так, по-твоему?

— Мама, прости, мне нужно Катюшку кормить, — Вера сделал движение к двери, показывая, что разговор окончен.

Татьяна Васильевна снова заплакала:

— Ладно, уйду, не гони! — вдруг сказала она, смягчившись. — Скажи хоть, кто в животе то? Мальчик или девочка?

— Сын, — улыбнулась Вера.

— Смеется еще, дурочка! — примирительно вымолвила Татьяна Васильевна, направляясь к выходу и добавила: — Внучок, значит. Если что-то надо помочь — звони! Не будь гордячкой!

Вера закрыла за мамой дверь и обессиленно опустилась на пуфик, стоящий рядом. — Слава Богу, сын, — сказала она, гладя свой живот, — кажется, бабушка тебя одобрила».

***

Остался последний месяц до родов. Вера, как обычно, пришла на прием к своему доктору Любовь Алексеевне.

Гинеколог выглядела уставшей и чем-то озабоченной. Даже привычно белоснежный халат был застегнут не на ту пуговицу.

— Верочка, у тебя и у ребеночка все хорошо, — твердо сказала она, осмотрев пациентку. — Остается четыре недели. Сейчас у тебя тридцать шесть недель, то есть чуть больше восьми месяцев. Не волнуйся, роды пройдут отлично. Я передам тебя лучшему гинекологу в нашем районе.

— А Вы? — испуганно спросила Вера. — У Вас что-то случилось?