— Так что же ты, — восклицает владыка, — неси их
сюда. Разберемся!
И что же: бедный иконописец, стеная и рыдая,
дрожащими руками выкладывает перед владыкой приношения. Как он ни пытался его
задобрить и насытить, ничто не помогало. Напишет он новую икону, а владыка
нагрянет и похвалит: “Хорошая икона”, — да и заберет себе. А иконописцу с
ювелиром надо расплачиваться, долги у него, ювелир ему уже и отказывает ковчежец
сделать в иконе для мощей, камушков не дает, совсем плохо. Кисти ветхие,
пооблысевшие, иконы золотить нечем. Стал он даже порой отвечать своему владыке
не без дерзости, например, тот спрашивает его:
— А почему у тебя, чадо, святители совсем на
себя не похожи?
А иконописец ему отвечает:
— Так вы мне так платите, владыка, что на них и
лица нет. Будете побольше платить, сразу сделаются похожими.
Но на владыку ничего не действовало. Налетал он
на иконописца, яко коршун на гнездо горлинки, и всех детенышей уносил в
горехищном клюве. А был у иконописца в мастерской волнистый попугайчик в
клетке. И вот уедет владыка, а иконописец сядет перед попугайчиком, посмотрит
на него и пожалуется:
— Владыка как приедет, так ограбит. Берегись,
попка, владыку!
Были у сего владыки по всей епархии свои
резиденции — в городе, в живописном лесочке, на берегу озера, на излучине реки,
чтобы он мог в любое время поменять обстановку и скрыться в молитвенной тишине
от назойливого мирского шума, отравляющего епископскую жизнь. И владыка украшал
сии резиденции иконами сего иконописца, так что даже один раз повез его в новый
дом и попросил просчитать размер икон для будущего красного угла. Иконописец
все там ему сделал как подобает, иконы написал, постарался, чтобы они были
выдержаны в едином стиле, разметил, заказал еще и плотнику своему деревянный
резной аналой, да еще и пожертвовал на него старинную Псалтирь. Ну, все,
подумал, теперь ублажил я владыку, он и оставит меня на какое-то время в покое.
Но тщетны оказались его надежды.
Через какую-то там неделю появляется владыка у
иконописца и заказывает ему целый иконостас для своего подворья, а заодно и
падает взором на маленькую изящную икону, которую иконописец предназначал своей
матери ко дню Ангела.
— Хорошая икона, — похвалил владыка.
Но тут иконописец уперся:
— Это родительнице моей, маменьке несравненной к
именинам, — скромно произнес он.
Но владыка повторил свое:
— Давай сюда. Как-нибудь разберемся.