Ничего святого

Нацепив на себя маску непринуждённости, которую я весьма старательно наладил перед зеркалом в туалете, я вернулся в зал, где она спокойно ждала моего возвращения. И стоило мне опуститься в удобное кресло, маска слетела, представив меня в широкой и весьма глупой улыбке. Но я почему-то не чувствовал себя глупым или смешным, привычная неловкость внезапно куда-то делась, я словно был в каком-то старом романтическом фильме, где герои зашли выпить кофе и поболтать о мелочах, оставив за скобками самое важное.

– Прекрасно выглядишь, – констатировал я.

– Спасибо, – произнесла она, и в этом ответе не было ни отрицания очевидного, ни кокетства, но чувствовалась радость от того, что я обратил на это внимание.

– Наверно, ты часто это слышишь.

– Не настолько часто, как ты думаешь. И отнюдь не всегда так приятно это слышать.

Меня удивляла её откровенность и непринуждённость, с которой она демонстрировала своё расположение. В любой другой ситуации я предположил бы подвох, но здесь его не было. Всё было как-то неожиданно просто. Меня посетила мысль, что она, возможно, считает меня не тем, кем я являюсь.

– Я должен сделать признание, – неожиданно для себя сказал я. Настя в ответ моргнула, словно приглашая к разговору. – Я учусь в школе.

– Это хорошо, – улыбнулась она. – Там есть, чему научиться.

– Ну, это отнюдь не та школа, где есть, чему научиться, – заметил я.

– В любой школе есть, чему научиться. И ведь это не только предметы, которые ты изучаешь. Вопрос лишь в том, насколько ты открыт для учения.

– Тебя это не смущает? – поинтересовался я.

– Нисколько. А должно?

– И тебе интересно общаться со школьником?

– Я общаюсь не со школьником, Василий. Я общаюсь с личностью, которая мне интересна.

«Как же так? – недоумевал я. – Что в моей личности могло привлечь её? Мне же всего шестнадцать, я живу с родителями, которые издеваются надо мной, а я ещё слишком несамостоятелен, чтобы от них уехать. У меня нет ни работы, ни денег, ни квартиры, ни увлечений. Я отнюдь не крутой парень, не обольститель женщин, – я далеко не тот человек, каким хотел стать в шестнадцать, когда мне было шесть лет. Человек, который смотрел на меня из зеркала пять минут назад, отнюдь не вызывал во мне и капли того восхищения, которое вызывала Настя. Так как же тогда могло получиться, что я ей интересен? Быть может, дело не в том, что я ей нравлюсь, но в том, чтобы общаться с человеком иного мировоззрения – для концентрического развития?»

Я уже был готов утвердиться в мысли о том, что я для Насти не более чем любопытный предмет, который ей интересно изучить, однако её взгляд мешал мне прийти к такому выводу.

– Ахиллес или Гектор? – внезапно спросила она.

– Одиссей, – ответил я. Серьёзное выражение на её лице сменилось улыбкой, хотя она лишь слегка прищурилась. Удивительно, подумал я, заметив это: улыбаться одними глазами. Но в слух продолжил другое: – Но если выбирать между предложенными вариантами, то, разумеется, Гектор.

– Почему?

– Потому что, в отличие от Ахиллеса, Агамемнона и Менелая, он настоящий герой.

– Неужели? – произнесла Настя не из несогласия, но как бы приглашая меня развить свою мысль. – А что есть настоящий герой?

– Герой – человек, который поступает правильно. Вне зависимости от обстоятельств, идёт своим путём и не предаёт своих идеалов. И Гектор – герой. Он не вернул Елену в Спарту, когда понял, какое зло для полиса натворил Парис, не отдал брата на растерзание Менелаю, хотя того и требовал обычай, не отказался от боя с Ахиллесом, хоть и понимал, что падёт в этом поединке. – В начале я говорил медленно, тщательно подбирая слова, но, видя, с каким интересом меня слушает Настя, я с каждым словом говорил всё увереннее и увереннее. И я продолжал развивать свою мысль: – Гектор герой уже потому, что он сражается за свой город, за своего отца, за своего брата, за Андромаху и Астионакса. А за что бьются ахейцы? Агамемнон – за власть над всеми полисами Греции, Ахиллес – за славу, а Менелай – за месть. Ахейцы, за исключением Одиссея, алчут того, что им желанно. Гектор же защищает своё по праву. Он выходит сражаться с Ахиллесом, величайшим воином, которого окунули в реку бессмертия. Он, смертный муж, выходит на бой против полубога. Он знает, что проиграет, но всё равно идёт, потому что так правильно. И именно поэтому он герой.

Настя удовлетворённо кивнула. Я хотел спросить, что она думает на сей счёт, но понимал, что она согласна. Тогда я спросил иначе:

– Теперь твоя очередь: Брисеида или Андромаха?