Ничего святого

Когда не гарантирует гарант

и патриот воюет с патриотом,

приходит корсиканский лейтенант

и делает подъём переворотом.

А нет такого — что ж, тогда, увы,

не будет нам ни славы, ни жратвы.

(фатализм)

Теперь — великая эпоха,

а значит, есть мы будем плохо.

Зато полюбим, что с утра

у нас молитва и муштра.

И пусть покорно обнищали

трудолюбивые мещане,

и, в средний класс не перейдя,

по новой учат курс вождя,

И пусть вчерашние бандиты

светло и праведно сердиты —

пока что хер кладут на нас,

но видно, что положат глаз,

И пусть понятно нам из книг,

что вечный вождь — всегда мясник,

мы входим, входим в резонанс...

А ведь ещё вчера был шанс.

(джихад)

Когда бы я был мусульманин,

я точно был бы исламист —

мой ум бы не был затуманен,

наоборот — кристально чист.

Я понимал бы смысл жизни,

и были б все вы для меня

противны, как клопы и слизни —

пустая, лишняя фигня.

И я бы обожал Аллаха —

покорно, как феллаха мул,

не зная ни стыда, ни страха,

к восторгу аятолл и мулл.

Но нет во мне старинной веры,

не суру я пою, а хит.

Я — цифровой прекрасной эры

бесстрашный, искренний шахид.

Мой ум ничем не затуманен,

наоборот — кристально чист...

А если б я был мусульманин,

то был бы точно исламист.

(процесс)

Не трепыхайтесь, как желе,

не громыхайте колымагами.

Начальство занято. В Кремле

они работают с бумагами.

Особой важности полны

листы формата А4 —

в них труд и боль большой страны,

в них думы о войне и мире.

Изящным росчерком пера

немецкой ручки фирмы «Пентель»

они вершат договора

и крутят животворный вентиль.

Весо́м тут каждый документ —

отчёты пафосны и льстивы,

их подготовил референт

по пунктам точной директивы.

Процесс солиден, многотонн —

не разгрести ни нам, ни внукам...

Они ж не офисный планктон,

чтобы работать с ноутбуком.

(Париж — Дакар)

Царь сел в народ и надавил на газ:

вперёд, а то мы что-то поотстали!

Уже на трассе даже папуас!

Возьмём хотя бы медные медали!

Народ затарахтел, и ох... Заглох.

Завален вал, обуглилась проводка,

в коробке передач какой-то мох,

и у мотора вечная чахотка.

Промчались мимо Чад и Гондурас,

Ирландия, Габон и Коста-Рика,

а тут никак не едет тарантас.

Ни от пинка не едет, ни от крика.

А хочется почёта и наград,

а хочется в анналы, а не в блоги.

И царь внутри такой устроил ад,

что мы всей гонке поперёк дороги.

(из летописи)

Идея снова стать державой,

просторной, гордой, моложавой,

прошла в народе на ура.

Царя! — кричали все. — Петра!

И вышел царь. Вальяжен, крут.

Сказал: арбайтен! воркинг! труд!

Толпа присела — ой, жидок...

И пар опять ушёл в гудок.

(пресс-конференция)

Вы задаёте неуместные вопросы,

вы поднимаете неправильные темы —

от них краснеют наши девки русокосы,

от них заводятся враги внутри системы.

Таким, как вы, не будет допуска к секретам —

вы не подписывали нужные бумаги,

чтобы следить за ходом стрельб на пустыре там

и наблюдать за батареями в овраге.

Никто из вас не должен знать конечной цели —

она сложна для тупорылых идиотов,

что от безделья и свободы охамели,

что прозябают, ни черта не заработав.

Многоходовка равноценна древней драме,

полна интриг, деликатес для театралов.

Она расписана виднейшими умами —

под руководством верных долгу генералов.

Вы что, действительно хотите точных данных?

И знать, какие мы затеяли процессы?

Так вот — всеобщий хэппи-энд пока не в планах.

И сгинут многие из вас по ходу пьесы.

(план б)

Я этот план чертил всё лето,

продумал каждую деталь,

качал плагины из инета,

семь раз отмерив, резал сталь,

полсотни чистых химикатов

смешал в неощутимый газ.

И в воду все концы запрятав,

стал ждать, когда настанет час,

и все народы с края бездны

попросят небо дать им знак.

Тут зазвучат хоры помпезны,

и выйдет НЕКТО, наг и благ...

(я много денег скрипачу дам,

чтобы играл как бы извне...)

Они ж спасутся только чудом,

а Б-га нет...

Придётся мне.

(родина)

Люблю, люблю тебя, Россия,

Готов отдать любой налог.

А только что ни попроси я —

ты очень ловко ставишь блок.

Уж как я пел твои просторы!

Как целовал твоих берёз!

Не лез к тебе со свитком Торы

и героин в тебя не вёз.

Я здесь людей не звал лохами

и женщин гладил поутру,

и нет, не продал с потрохами

Моссаду или ЦРУ.

И даже, помню, уезжая,

не сжёг ни одного моста.

А ты со мною как чужая…

Что, напряглась из-за Христа?

(устами младенца)

Мальчик Бога бил лопаткой:

— Ты плохой, противный, гадкий!

Не помог нам, не помог!

Ты — не настоящий Бог!

Папу выгнали со службы,

маме нужен новый муж бы,

Наш — дурак и болен водкой,

что ни съест — выходит рвоткой

С пузырём да сухарём!

Эдак скоро все помрём!

А ведь мы на церковь дали,

деда продали медали,

Не смотрели «Ералаш»,

а молились «Отче наш...»

Бога судят по делам —

я теперь пойду в ислам.

(родина-мать)

Лежу такая томно при луне,

согласна на любые компромиссы.

Ну, где же ты, влияние извне?

Где происки коварной закулисы?

Где Запада проворная рука,

готовая в любые ставить позы?

Ах, никого, кромешная тоска,

всё ивы, да осины, да берёзы...

(совет ми...)

— Земля стоит на трёх слонах,

сказал один. — Да нет, нунах,

сказал другой, — ты что, чудила?

Она — яйцо большого крокодила!

— Вы, пацаны, тупые, глядь, —

вмешался третий, — надо знать!