Ничей

Макеев-младший заседал посреди довольно обширного зала. Помещение офиса в прошлом было квартирой, впоследствии подвергшейся некоторой перепланировке. Зал (я его с первого раза почему-то окрестил newsroom), вел свою родословную от двух смежных комнат. Еще две комнаты — одна, дальняя, чуть побольше, и другая, ближняя к холлу, поменьше — дополняли общую панораму. Кроме того, из зала сразу справа от входа вел коридорчик в санузел и кладовку.

Мы вошли и поздоровались за руку. Василию Александровичу тяжеловато было вставать лишний раз. Это объяснялось как его тучной комплекцией, так и травмой, полученной им когда-то в автомобильной аварии. Человек он был действительно мягкий, чуждый высокомерию и пафосу. Внешне, кстати, совсем не походил на брата, разве что формой лица. В отличие от бойкого Георгия Александровича, чьими университетами стала жизнь, Василий Александрович закончил один со мной вуз, через команду КВН и клуб самодеятельной песни знал кучу народа и с удовольствием вращался в городском богемном кругу.

— Садитесь, ребята, — запросто пригласил он. — Алёна, присоединяйся.

Я сделал усилие, чтобы не поморщиться.

Алёна полноправно входила в состав штаба, но была чужим человеком. Ее появление стало первым сюрпризом, который преподнес мне кандидат. Изначально мы договаривались, что в кадровую политику он лезть не будет. Фурсов под видом водителя не считался: его приставили ко мне, по словам Георгия Александровича, для моей же пользы. Тогда я возражать не стал, и в том был свой резон. А по поводу Алёны имел место короткий, малоприятный разговор со старшим Макеевым. Как он заявил, она работала с ним и его братом раньше: в частности, на тех провальных выборах в районе, и Василий Александрович ее ценил. В итоге я уступил ему с условием, что она будет подчиняться мне и только мне. Интуитивно я ощущал, что пошел на это зря. Алёна уже четвертый день безвылазно паслась в офисе у Василия, объясняя свое поведение тем, что оттуда ей удобнее общаться с подрядчиками.

На нее были возложены обязанности контролировать изготовление всей печатной и сувенирной продукции кандидата в депутаты. В мирной жизни она трудилась в типографии со смешным названием «Сосо», которой владели три брата-грузина. Должность ее там называлась «менеджер по продажам», и я не сомневался, что ей, кроме зарплаты в нашем штабе, выходцами с Кавказа были обещаны хорошие проценты с договоров. Что касается круга подозреваемых в шпионаже, Алёна представлялась, пожалуй, самым слабым местом. Проверить ее по-быстрому было довольно затруднительно. Скажу откровенно, она мне не понравилась и просто субъективно. И не только тем, что держалась особнячком от нашего остального маленького коллектива. Было в ней нечто от людей того сорта, про каких обычно говорят: из дураков, но хитрый.

— Алексей Николаевич, вы не передумали насчет дизайнера? — спросила она, поджав губы.

— Не передумал и не думал передумывать.

— Зря. В «Сосо» очень хороший дизайнер.

— Только не надо больше про него, — попросил я. — Он, может быть, и хороший бутылочные этикетки делать, но здесь другие задачи стоят.

— Бутылочные этикетки тоже надо уметь делать, — возразила она.

— Надо, очень надо, — истово подтвердил я. — Знаете, что над воротами концлагеря было написано?

— Какого концлагеря?

— Не нашего, немецкого. «Каждому свое». Вот так.

Алёна приняла оскорбленный вид, как будто я собрался упечь ее в этот концлагерь, и отсела подальше от нас с Фурсовым.

— Георгий Александрович будет? — обратился я без паузы к Василию Александровичу.

— Звонил, сказал, что поедет сразу на очень важную встречу. Без него посовещаемся, — развел он руками.

— А эти артисты где?

— С минуты на минуту будут.

Тут же заиграл домофон.

— Вот и они, — облегченно вздохнул Макеев-младший.

Первым в наш newsroom вступил Игорь, в дверях по привычке слегка пригнувшись из-за своего большого роста. Был он с неразлучным другом-ноутбуком и в расстегнутом кожаном пальто. За ним неслышно вплыла Татьяна с вечной кисловатой улыбочкой на бледном лице. Василий Александрович тепло приветствовал обоих, я молча пожал Игорю руку, а Татьяне кивнул.

— Ну что, как у нас дела? — радушно спросил Василий Александрович, будто звал всех к накрытому столу.

Игорь потеребил бородку, избегая смотреть нам в глаза.

— Знаете, Василий Александрович, дела не очень. Люди вымотаны до предела, но результата пока нет.

Фурсов ухмыльнулся.

— Мне показалось, только наш юрист вымотался им объяснять.

Игорь запнулся. Татьяна скривилась так, словно наступила в коровью лепешку, и приняла у него эстафету.

— Василий Александрович, я понимаю: Валерий Сергеевич, как всегда, неудачно шутит. А ситуация очень серьезная.

— Кто же ее до этого довел? — изобразив полное простодушие на лице, поинтересовался Фурсов.

— Давайте мы сейчас не будем выяснять, кто и как довел, — кротко предложил Игорь.

— Извиняюсь, вы про меня еще не забыли? — спросил я.

Установилась напряженная тишина.

— Игорь, вы были сейчас в полевом штабе? — продолжил я.

— Да, был.

— Это хорошо. И что там, в смысле цифр?

Игорь и Татьяна переглянулись.