Ничейной земли не бывает

Еще во время учебы в офицерском училище Анерт убедился в том, что многие преподаватели и командиры не терпят никаких возражений или критики. Но Анерту было отнюдь не трудно вести себя так, чтобы не вызывать никаких нареканий. Почему же в полку должно быть иначе? Он знал, что многие солдаты думают и поступают точно так же, как он сам. Каких-то восемнадцать месяцев можно и потерпеть. Не надо только постоянно надоедать друг другу. Лейтенант Анерт хотел добиться успеха, продвинуться по службе, а сделать это без помощи солдат он вряд ли сумел бы.

И вдруг в сосновом лесу стало оживленнее. Из длинной, прикрытой маскировочной сеткой палатки, в которой командир полка проводил совещания, вышли командиры подразделений. Среди других Анерт узнал Пульмейера: из всех командиров рот майор был единственным, кто курил трубку. Вот он взял в рот одну из своих походных трубок, табачный дым которой еще можно было кое-как переносить до тех пор, пока майор ее не раскурит. Пульмейер уже десять лет командовал ротой в этом полку и этим очень гордился, чего Анерт никак не мог понять, но о чем, однако, остерегался сказать своему начальнику.

Лейтенант подозвал командиров отделений и приказал им еще раз тщательно осмотреть оружие и снаряжение, опасаясь, что слишком долгое бездействие солдат отрицательно сказалось на их навыках и дисциплине.

Лишь после того как командиры отделений направились к своим солдатам, Анерт спрыгнул с бронетранспортера на землю. И в тот же миг перед ним появился долговязый ефрейтор Айснер, которому Анерт приходился как раз по плечо. У ефрейтора были широкие, мускулистые плечи, которые, казалось, мешали ему, когда он пролезал через люк. Однако бывший сталевар, за что бы он ни взялся, все делал быстро и ловко.

— В чем дело? — спросил офицер, глядя снизу вверх на ефрейтора.

Анерт вообще не любил стоять рядом с высокими людьми. Это лишало его уверенности. Но Айснер раздражал его не своим ростом, а тем, что вел себя как-то сдержанно, осторожно, даже недоверчиво, хотя всегда очень решительно.

— Нам надо позаботиться о Фихтнере, товарищ лейтенант.

— Нам? Вы его командир отделения, так что и заботьтесь.

Светло-голубые глаза Айснера с серо-коричневыми крапинками в радужной оболочке, похожими на искорки, немного сузились.

— Под словом «нам», — пояснил он, — я подразумеваю всех солдат взвода.

— Собраниями у нас, как вы знаете, занимается секретарь комсомольской организации. Пойдите к Литошу…

Айснер, нисколько не смутившись, продолжал:

— С Фихтнером происходит что-то неладное. Когда у нас, в мартеновском, у печи появлялся кто-либо подобный, мы его обычно отсылали вниз. А здесь это не менее опасно…

— Вы слишком все преувеличиваете.

— Нисколько не преувеличиваю, товарищ лейтенант. Анерт глубоко вздохнул.

— Позаботьтесь сами о солдатах своего отделения! — приказным тоном сказал он, показывая тем самым ефрейтору, что разговор окончен, и, повернувшись, направился к палатке командира роты.

Он был уверен, что Айснер еще стоит на месте и смотрит ему вслед. Сам лейтенант боролся с желанием обернуться, и ему удалось пересилить себя только после того, как он представил глаза ефрейтора, светло-голубые недоверчивые глаза, которые не оставляли его в покое. Ефрейтор был одним из тех, кто не хотел приспосабливаться. Он всегда опирался на свой жизненный и трудовой опыт, как будто здесь была не армия, а какой-нибудь завод. Правда, через несколько недель Айснеру предстояло уволиться в запас.

* * *

Майор Пульмейер сидел с командирами взводов и своим заместителем по политчасти неподалеку от походной кухни. На коленях у него лежали карта и блокнот — он знакомил офицеров с конкретной обстановкой. Сколько раз ему приходилось заниматься этим за двадцать лет службы, он уже и не помнил. Обстановка в основном была похожа на сегодняшнюю, и, видимо, так будет всегда. Простым людям, жаждущим счастья, веками приходилось бороться за него, защищая себя от притеснений со стороны тех, в чьих руках было все. Предстояли решительные бои, но бедняки были слишком слабы для того, чтобы одержать победу. Однако немногим более шестидесяти лет назад первый такой удар по капитализму был нанесен в России и увенчался успехом, как и каждый последующий. И так будет до тех пор, пока на земном шаре не останется больше людей, которые притесняют других.

Пульмейер мог думать обо всем этом и одновременно говорить о конкретной тактической обстановке, поскольку одно было связано с другим, и майор непроизвольно придавал своему голосу особую проникновенность, а его богатый офицерский опыт и внутренняя убежденность подчеркивали серьезность его слов. При этом он наблюдал за подчиненными ему офицерами, которые сидели рядом. По выражению их лиц, и особенно по их глазам, он узнавал, насколько внимательно они следят за его мыслями и как понимают тактическую задачу, которую он перед ними ставил.